Один Болдх разделся догола и, скинув грязную одежду, нырнул в озеро. Не оставив даже ряби, он словно в черном зеркале исчез под водой. Прошла минута, другая, а он так и не появился, но никто не заволновался и не бросился его спасать. Затем странник вынырнул почти у другого берега и неспешными гребками поплыл обратно, дыша полной грудью и не сводя глаз с полной луны, что виднелась сквозь ветви деревьев.
Остальные разлеглись на траве или готовили ужин, вполглаза наблюдая за плывущим. Запасы остались нетронутыми. Этот край в изобилии делился с людьми всем необходимым, давая вкусные сочные фрукты, съедобные грибы, ключевую воду и дичь, что сама шла в руки. Они жизни ничего вкуснее не ели: все так и таяло во рту.
Так, за неспешной беседой, путники готовились ко сну, только Лесовик где-то бродил, как всегда. Нибулус удовлетворенно рыгнул и перевернулся на живот.
— Должен признать, мистер Тивор, — объявил он, растянувшись на лужайке, — это лучше, чем месяц ходьбы по лесу и тундре. Если и дальше так будет, значит, нам здорово повезло! И еда здесь — пальчики оближешь... — Он запустил руку в мягкую траву и вытащил пригоршню крупной, сочной земляники.
Катти ухмыльнулся, даже не посмотрев на пеладана.
— А я что говорил? Доверьтесь старине Катти Тивору! — Он вгрызся в пчелиные соты, стараясь не запачкать бороду липким медом.
Нибулус кивнул, протянул руку в другую сторону и на сей раз достал из травы сливочник и сахарницу.
Тишину нарушало лишь утробное урчание живота пеладана, плеск воды в озере — Болдх сидел на берегу, болтая ногами, и мерное, настойчивое шик-шик-шик — Паулус точил свой меч.
— Так бы вечно тут и жил, — мечтательно произнес Нибулус. — Здесь есть всё, чего ни пожелаешь.
Катти хмыкнул.
— Кроме женщин... и турниров. И трубадуров, и медовухи, и курева... цивилизации в общем. Нет уж, поверьте мне, мистер Винтус, вам скоро наскучит. Эта земля не для нас, оставьте ее духам.
— А вот мне так не кажется, — тихо проговорил Нибулус.
Незнакомая светлая задумчивость, что послышалась в его голосе, привлекла внимание остальных членов отряда. Даже Паулус бросил точить кинжал и уставился на предводителя.
— Что-то проснулось в душе, — объяснил тот, не особо подбирая слова. — Что-то новое или дремавшее так долго, что я почти о нем забыл. Я будто вновь стал ребенком, вернулся в страну волшебных сказок и легенд, что рассказывала мне кормилица, историй о дальних землях с неведомыми названиями; потайных ходах и запретных садах; о зачарованных лесах, где веселится маленький народец; о манящих цветочных полянах и таинственных пещерах. И вдруг я вижу всё это наяву... Никогда бы не поверил, что встречу такое при жизни...
Катти сделал мысленную пометку: позже, когда они покинут эти земли, он припомнит пеладану его слова.
Великандия на всех действовала по-разному, но для каждого стала откровением, пробуждением чувств. Трудности предыдущего дня вспоминались теперь как дурной сон. Словно и не было бесконечного перехода по черным промозглым туннелям, где томительные секунды пути тянулись целую вечность. Даже сумрак здесь стоял волшебный — тревоги внешнего мира и сама цель похода отошли на второй план. Сейчас путники отдыхали на берегу залитого лунным светом озера под ветвями плакучей ивы; ветер шелестел в ветвях, словно и не было вчерашних происшествий, — а если и были, то давно прошли, исчезли без следа, как и всё в бренном человеческом мире.
Но эта ночь, этот мир казались вековечными. Мир полузабытых снов, что приходили когда-то в детстве — место, куда всегда можно вернуться, которое никогда не меняется, никогда не стареет, сколько бы лет ни прошло в мире наяву.
Только из двух миров этот был более реальным.
* * *Не успели путники сомкнуть глаз, как их разбудило пение птиц. Лежа под мокрыми от росы одеялами, они продирали глаза, готовые к новым чудесам. На востоке над горами уже вставало солнце: в Великандии начинался новый день.
Второй день здесь был напоен такой же радостью, как и первый. И думать забыв о завтраке, они быстро свернули лагерь. Утро встречало приятной прохладой. Дыхание вырывалось изо рта тонкими облачками. Но солнце уже пригревало, наполняя сердца детской радостью. Путники резво зашагали от озерца на север, по уходящей вдаль, к сиреневатой полоске гор долине. Беззаботно болтая, они шли по лугам да полям, по полям да лугам, оставляя неровные темно-изумрудные стежки на серебре блестящего на солнце росой травяного ковра.