как театр, и она
люда всякого полна.
2
Света щиплет себе нос,
мозг её, свербит вопрос:
«Сон?» А жаль, даже печально,
так всё выглядит реально.
Тут народ со всей округи:
толпа знати, сзади слуги;
по краям стоят рядами
высоченные, с усами,
все как будто на подбор,
с копий выстроив забор,
стражи местного владыки.
Их, как каменные, лики,
хранят битв былых следы.
А у крепости ряды
грозных всадников в кольчугах.
Рядом с ними, ближе к лугу,
барабанщиков отряд.
И трубят, трубят, трубят,
неустанно три горниста.
Перед ними поле чисто.
Ну а дальше вся поляна
как ковром цветным застлана,
от людских одежд, нарядов.
И заметить будет надо,
что в середке, как форпост,
возвышается помост.
На помосте том картинно
сам себе стоит детина;
толпу сверху озирает,
топором большим играет;
словно кровь его рубаха.
Перед ним чурбан – то плаха.
И верна его рука,
и сквозь прорези мешка
огоньком горят глаза,
их не трогала слеза.
Смотрит жадно, смотрит смело,
видно будет ему дело;
в нетерпении палач.
А в народе смех и плач,
восклицания и ропот.
Вдруг раздался конский топот.
Башня в замке отворилась,
и оттуда появилась
золочёная карета.
Из кусточков видит Света:
кто-то важный в ней сидит,
и в окошечко глядит
сквозь узорчатую сетку.
За каретой везут клетку.
В ней не лев, не даже мишка,
в ней в рванье сидит парнишка;
на руках и ногах цепи,
а по телу следы плети.
Видно парня не щадили,
на допросе крепко били.
Понапрасну иль за дело,
но покинет видно тело,
уже скоро, голова;
а останется молва:
всё народ попересудит,
только парня уж не будет.
3
Вдруг у Светы прямо сзади
здоровенный возник дядя;
грудь в доспехах, с палашом,
только ноги голышом.
Весь железом забренчал,
как на Свету закричал,
сделав грозный, злобный вид;
и секирой норовит
Свету вытолкнуть на поле.
Но нет чувства, нет и боли
от секиры острия.
«Так как сплю наверно я;
вижу это всё во сне,
потому не больно мне»,-
про себя она решила,
и к народу поспешила.
А пока бежала Света,
золоченая карета
к центру поля подкатила;
применяя коней силу,
всю толпу порастолкала,
у помоста рядом встала.
4
Быстро стих народа гул.
На помост втащили стул,
расписной, резной, как трон;
на него уселся он:
тот владыка из кареты,
расфуфырен, разодетый,
в драгоценностях, в шелках,
с жезлом царственным в руках.
Рядом, весь в нарядах тоже,
встал плюгавенький вельможа
не то с папкой, не то с книжкой,
а потом ввели парнишку.
Трубы зычно протрубили,
люди разом все застыли,
а владыка лишь зевнул,
и вельможе чуть кивнул.
Тот же строг, напыщен был,
важно свой талмуд раскрыл,
кашлянул усердно раз,
громко стал читать указ:
«Всех собрали нынче тут,
чтоб свершить священный суд.
Перед вами здесь юнец.
Сей бродяга, сорванец
есть разбойник и отступник;
он опаснейший преступник!»
По толпе пронёсся гул.
«Он недавно посягнул
на сокровищницу предков,
но был схвачен, брошен в клетку.
И теперь, всем в назиданье,
должен несть он наказанье.
Но он юн, и по законам,
данным нам владыкой трона,
любой может заступиться,
своей жизнью расплатиться
за свершённое деянье,
на себя взять наказанье.
Есть такой кто, или нет?
Пять минут вам на ответ.
А пока мы ждём ответа,
пусть ответит: как на это
он осмелился пойти;
и уже проник почти
куда князь войти не смеет.
Что ответить он сумеет
на своё злодейство это?»
Тут подумала вдруг Света:
«А что если заступиться,
что со мной может случиться?
Всё равно ведь это сон,
зато он будет спасён».
5
Вдруг парнишка как очнулся,
распрямился, улыбнулся,
посмотрел на лес и дали,
и сбежала тень печали
с его бледного лица,
больно тронула сердца,
ущипнула людям души.
И услышали их уши
то, что он сказать хотел,
от чего сам князь вспотел.
Хоть в герои он не метил,
на вопрос он так ответил:
«Вы спросили – как посмел?
Люди, я для вас хотел
те сокровища достать,
чтобы вам их пораздать.
Не хватило только силы,
и конечно страшно было;
но напряг свою я волю,
чтобы вам облегчить долю;
чтоб не только короли,
все чтоб в счастье жить могли».
Он умолк и потупился.
Потом низко поклонился
и, казалось, снова сник.
Вдруг раздался громкий крик,