II
Прокляни, всевышний боже,
Бодбисхевца Парсадана!
Кумом был злодей Арсену,
Продал кума, как барана.
Парсадан с овечьим стадом
В Триалети подымался,
Там-то, близ Тапаравани,
Он с Арсеном повстречался.
«Низкий мой поклон Арсену!
Что к нам в гости не заходишь?»
«Да предашь! — Арсен ответил. —
Ты с начальством дружбу водишь?»
«Как предам тебя? Подумай!
Я тебе душой обязан:
Трех детей моих крестил ты,
И с тобой я миром связан!»
Клялся матерью-землею
И творящею десницей.
И Арсен подумал: «Миро
Осквернить он не решится»
В доме кумовом Арсена
Допьяна вином поили.
Снедью жареной, вареной
До отвала накормили.
Осовел совсем Арсена,
Сонно голову склонил он;
Снял с себя свое оружье
И куме его вручил он:
«Будет нужно мне оружье
Завтра утром спозаранку…»
Приготовили для гостя
И подушку и лежанку,
Сверху шкурами закрыли,
Чтоб спалось ему теплее…
Что ж не спится Парсадану?
Что за мысли у злодея?
Он подручных собирает,
Только ночь на мир спустилась,
Их на спящего двенадцать
Овцепасов навалилось.
Голову Арсен приподнял,
Сразу понял — злое дело.
«Это что за дрянь собачья
На меня во сне насела!»
Сбросил он с себя десяток,
Скулы им разбил в запале.
Да напали двое сзади,
Руки вмиг ему связали{96}.
«Слушай, кум! Не изменяй мне!
Не бросай начальству в руки!
Лучше смерть мне, чем в неволе
Унижения и муки!
Предаешь меня, а завтра,
Может, что с тобой случится.
Помни: бог тебя накажет
И небесная царица!
По твоей вине мне будут
Цепи, муки и темница!
Двести дам тебе туманов
Здесь, да триста в Гомаретах!»
А предатель молча думал:
«Буду сам при эполетах…»
На коня Арсен посажен,
Руки связаны и ноги.
Говорят: «Его не свяжешь —
Он уйдет от нас в дороге?»
Слезы льет Арсен печальный,
Привезли его в Тбилиси.
Парни стаей голубиной
Отовсюду собралися.
«Ки! Ки! Ки! Ведут Арсена!» —
Говорят имеретины.
«Лав! Лаве!» — кричат армяне,
«Хорзе!» — вторят осетины.
Русские: «Очень хороший,
Ей-богу, молодец он!»
Девушки с балконов смотрят
И не могут наглядеться;
Говорят: «Завидна доля
Стать ему навек женою».
Старики же восклицают:
«Слава матери героя!»
Он веревкой толстой связан —
Тонкую бы разорвал он.
Обернулся к Парсадану
И свирепо зарычал он:
«Если я на волю вырвусь,
Как уйдешь ты от Арсена?
Перебью твоих баранов,
В поле хлеб сожгу и сено!
Как свинью, тебя зарежу,
Крест и миро не уважу!»
К губернаторскому дому
Подвела Арсена стража.
Вышел на балкон начальник,
На Арсена зорко глянул.
Зуботычин и пощечин
Надавал он Парсадану.
«Ты кого ловил, мерзавец?
За наградою погнался.
Он в лесу, беглец голодный,
За деревьями скрывался!»
И прогнали Парсадана,
Ничего ему не дали,
Пусть отцу его воздастся
За Арсеновы печали!
«Наградят, — предатель думал,
И чинами и деньгами!..»
Наградили Парсадана
И толчками и пинками.
Очень был сердит начальник,
Но Арсена пожалел он:
Экий парень был дородный,
Только очень похудел он…
«О тебе я много слышал.
Что ж, Арсена, ты наделал?»
«Обо мне, начальник, ложно
Слава пущена дурная!
Правда: я бежал от горя
И скитался, голодая,
Все, что взял я у богатых,
Роздал тем, кто обездолен…
В том вина моя. Судите,
Как хотите, ваша воля!»
Тут Арсена развязали,
В кандалы его забили
И в темнице Нарикала
В одиночку посадили.
Семь недель, семь дней Арсену
В заточении держали,
Бороду наполовину
Перед ссылкой обкарнали.
Молвил: «Кто меня помянет,
Если я в Сибири сгину?
Горе матери-старушке!
На кого ее покину?»
Умоляет офицеров:
«У меня одно желанье, —
Ради счастья ваших близких
Облегчите мне страданья.
Перед ссылкою далекой
Дайте мне помыться в бане!»
И солдаты со штыками
Повели Арсена в баню.
Лишь один целковый жалкий
У него лежал в кармане,
Достает он тот целковый
И ведет солдат к духану.
«Эй, солдатикам голодным
Дайте водки по стакану!»
Тут сирадж и микитаны{97}
Знаки подали друг другу,
Сразу поняли, какую
Оказать ему услугу.
Вместо водки, тем конвойным
Ром в стаканы наливают.
Так перепились солдаты,
Что друг друга не признают.