– А как ты будешь сказки читать?
– Я буду их сказывать. Как ты. Ты же сказатель…
С великим и могучим русским языком тоже были проблемы. Иза оказалась невероятно изобретательной на слова. Сказатель – потому что сказал, рассказывал сказки. Буковы, а не буквы – потому что «буковы» вкуснее говорить. С кровати утром она сногивалась – вставала на ноги, следы на снегу звала тем-ножками, подоконник – локотником. Олег пытался «выправлять» слова, но Иза со своими неологизмами была настолько изобретательна и упорна, что он махнул на это дело рукой.
Дети росли. Олег с любопытством и тревогой наблюдал за тем, как они менялись. Даже сквозь беспрекословное послушание отчетливо проступали черты характера. Не было ничего проще, чем рассмешить пухленькую светловолосую Галю, и труднее, чем оторвать Антона от созерцания неба на прогулках – разве что резким окриком воспитателя. Никакие наказания не выбивали слез из спокойного, ясноглазого Кости, дававшего на занятиях самые хорошие результаты. Тихая Иза всегда стремилась пожалеть наказанных и больше других была подвержена перепадам настроения. Странно, но во всем НИИ никто не воспринимал их как детей. Никто, кроме Олега.
– Как ты вообще можешь проводить с ними столько времени? – удивлялся Виталий – один из офицеров, проводивший с детьми занятия-тренировки. – Они же тупее овец. И опаснее психов. С ними невозможно общаться. Я не удивлюсь, если по итогам эксперимента этой осенью проект закроют. И так денег выделяют все меньше и меньше. С нас требуют настоящих результатов, а они настолько тупы, что не могут ничего, кроме копирования предметов. На нужное расстояние переместить их не могут – хорошо хоть в нужном направлении перемещают. И то частенько хрень всякую материализуют. Лупи – не лупи… Бестолковщина.
– Кормить надо досыта – тогда они будут думать о том, что вам от них надо, а не о том, чего им в данный момент больше всего хочется, – мрачно ответил тогда Олег.
– Может, еще усыновишь их, а? Или женишься на одной из овечек годика через два?..
Он не обращал внимания на гогот, плоские шуточки и сплетни. Для человека, живущего только своей работой, не существовало никаких других радостей. Да. Это были его дети.
Смотр осенью они провалили. Мальчики с заданиями справились успешно, а девочки…
Накануне Иза разбудила Олега в четыре утра. Он проснулся и понял – зовет. Просто почувствовал неладное. Натянул брюки, набросил сверху белый халат и, босой, выбежал в полутемный коридор спящего НИИ.
Девочка сидела в углу комнатушки – сжавшаяся в комок, растрепанная, плачущая почти беззвучно.
– Иза, малыш, ты что? Что случилось?
Олег щелкнул выключателем, тусклый свет ночника сменился искусственным дневным. Темные пятна на полу, подол застиранной до потери цвета ночной рубашки, судорожно зажатый между коленями, – также в подсохших бурых и свежих алых… и перепачканные красным маленькие руки.
– О, господи, Иза… Не плачь, все в порядке.
Присел рядом с ней, накрыл сорванным с кровати одеялом. Иза вздрагивала, глотая слезы, и испуганно повторяла:
– Я не сделала ничего… Я была послушной, я хорошая… За что меня наказывают? За что?
– Тихо-тихо, никто не наказывает тебя. Я понимаю, что ты испугана, но давай-ка успокаивайся. Пойдем, тебе ополоснуться надо.
Отнес ее в душ, вымыл, вытер, одел в свою старую рубашку. До утра рассказывал, как девочка превращается в девушку. Говорил, что это таинство, сказка, это хорошо, это правильно. Иза успокоилась, притихла. Задумалась о чем-то. А днем на смотре не смогла выполнить ни одного задания, пребывая в состоянии непонятной Олегу отрешенности. Потом будто очнулась, поняла, что наказание неминуемо, – и забилась в тихой истерике перед комиссией. Ее испуг передался Гале – и та с трудом выполнила несколько заданий. Выглядела она при этом до того затравленно, что со стороны казалось, что девчонка исполняет приказы под дулом пистолета.
Принятое комиссией решение повергло Олега в глубочайшее уныние. Результатами эксперимента высокие чины остались недовольны, и проект решено было закрыть – как малорезультативный. А когда после отъезда гостей Олег обратился к руководству с вопросом, что будет с детьми, – нарвался на ледяное:
– С какими детьми? Не значится в документах никаких детей.
В приоткрывшуюся дверь заглянул красный, встрепанный Виталий:
– Господин полковник, разрешите доложить…
Руководство устало приподняло седую бровь:
– Ну что там, Виталий? И давай без чинов.