Я был потрясен, мой мозг лихорадочно работал. Может, это были те самые «запретные воспоминания», на которые Аура намекала в дневнике? В моей голове шум, память делает свое дело, воспоминания, которые я предпочла бы стереть, возвращаются, возвращаются… Ее подлинные детские воспоминания, глубинные воспоминания о самой себе, заглушенные и отрицаемые, подмененные отрывочными рассказами о бессердечности, лжи, боли и вине. Воспоминания, которые она скрывала даже от меня, будто, а вернее, потому что у нее не хватало слов, чтобы выразить их.
Глаза Эктора высохли, он успокоился, казалось, ему стало легче. Но у меня был еще один вопрос, и настал подходящий момент его задать. Я спросил: помните тот раз, когда вы встретились с Аурой в ресторане, ей тогда был двадцать один год? Дождя не было, на улице было сухо, по крайней мере Ауре этот день запомнился именно таким, но вы появились в ресторане в штанах, заляпанных грязью. Я выдавил улыбку. Ауре всегда было интересно узнать почему, сказал я. Для нее это была еще одна загадка.
Он кивнул и ответил: по пути у меня спустило колесо, я вышел, чтобы заменить его. На шоссе как раз пошел дождь, а мимо по луже проехал грузовик и окатил меня.
Сразу после этого он отправился на кухню сварить нам кофе. Я проверил смартфон. В почте было срочное сообщение от моего нью-йоркского друга, Джонни Сильвермана, корпоративного юриста, обаятельного экстраверта, познакомившегося с Хуанитой на нашей свадьбе. Она приняла его за моего адвоката, коим он не являлся, и ее адвокат, один из университетских, отправил Джонни строгое, официальное письмо о том, что у меня есть два дня, чтобы освободить квартиру в Эскандоне. Когда Эктор вернулся, я насколько мог вкратце описал ему ситуацию и сказал, что теперь мне лучше сесть на ближайший автобус до Мехико. Разве ты не останешься на ужин? — озабоченным и мрачным голосом поинтересовался он. Он надеялся, что я задержусь перекусить; его жена, которая вскоре должна была вернуться с работы, приготовила особое угощение — мясную похлебку с перцем чили. Я извинился и сказал, что пока не представляю, как мне быть с квартирой, поэтому мне срочно нужно вернуться и с этим разобраться. Я ввел его в курс дела: квартиру Хуанита купила для Ауры, я предложил ежемесячно вносить за нее ипотечные платежи, пока сам копил деньги, чтобы полностью ее выкупить. Мне кажется незаконным подобное выселение овдовевшего супруга, сказал я. Невозможно освободить квартиру за два дня! Эктор заверил меня, что по мексиканским законам у меня тоже есть право на эту собственность и что я не являюсь просто третьей стороной, как называли меня юристы Хуаниты. Извинившись, я быстро написал ответ Джонни, попросив его выяснить у Хуаниты и ее адвокатов, не мог ли я остаться в квартире еще на четыре месяца, до января, продолжая при этом выплачивать деньги банку. Я написал, что после этого соберу вещи и уеду, а Хуанита не будет мне ничего должна; если Хуанита на это не согласится, не мог бы я задержаться там еще на неделю? Я шел к автобусной остановке с чувством глубокой вины за то, что не остался поесть. Я пообещал Эктору, что снова приеду в Сан-Хосе-Такуая, как только смогу, хотя так никогда этого и не сделал. В автобусе по дороге в Мехико я позвонил Гус в Нью-Йорк и все ей рассказал.
Помни, это всего лишь его версия событий, предостерегла меня она. Может статься, что он говорит тебе не всю правду. Возможно, бросив его, мать Ауры совершила самый верный поступок в своей жизни. Похоже, он тряпка. Вероятнее всего, она понимала, что он в любом случае расклеится и сломает свою карьеру.
В маленьком мексиканском городишке, где все всех знают и крайне важно быть мачо, один политик уводит у другого жену, возразил я, так не думаешь ли ты, что это навредило его политической карьере?
Да брось ты, ответила она, ради бога, верни назад свою жену и ребенка, и, если очень нужно, пойди да соблазни жену какого-нибудь другого политика. У каждой медали две стороны. Как обычно. Но нет оправданий тому, кто отказался от такой дочери, как Аура, прокричала в трубку Гус.
Потом я сидел с закрытыми глазами, прислонившись к решетчатой шторке автобусного окна, пока не задремал, впав в состояние полусна, когда кажется, что ты едешь в долгое путешествие на поезде из кинофильма «Доктор Живаго», через глухую, опасную сибирскую тайгу, кишащую воющими от голода волками, жутко напугавшими меня, когда я впервые смотрел этот фильм в детстве с родителями. Хуанита похожа на темный дремучий лес, подумал я, или мне это приснилось; но мысль была настолько ясной, словно кто-то произнес ее по буквам. Она лес, но она еще и мать леса, его королева, его великий охотник, волшебник, который его заколдовал. Она и волки, и медведи, и рыба в реках. Но она и дятел, обитающий в этом лесу, разбивающий черепа и поедающий воспоминания, будто личинки. Я в ловушке внутри этого леса, чем больше времени я здесь провожу, тем хуже помню, кем был раньше, очень скоро дятлу нечего будет клевать. А Аура? Она тоже заключена в этой чаще? Я никогда не узнаю, это еще один закон леса.