— Я подержу ее! — Но Бромлей с каменным выражением лица передал ребенка Иде.
Кейн попытался ослабить напряжение. А если они ошиблись? Вдруг запись на дискете была неверной?
— Лиз, мы должны увериться по-настоящему, — сказал он, боясь, что ей снова придется пережить потрясение.
Но женщина была непреклонной.
— Я уверена!
У нее в сумочке лежали отпечатки ступней Кэти, она носила их с собой с самого начала. Но ей не было нужды сравнивать их с отпечатками этой девочки, ждать, когда эксперты скажут ей то, что она уже и так знала. Это был ее ребенок.
— Уверены в чем? — требовательно спросил Кулхейн. — Кто такая Кэти и кто такая вы?
Кейн начал объяснять, но шеф полиции оборвал его:
— Бром, это мать ребенка. Кулхейн оторопел:
— Тут какая-то ошибка, Эд. Мать Алексис — семнадцатилетняя девушка из Беверли Хиллз! Тут какая-то ошибка! — повторил он, моля, чтобы это было действительно так. — Я удочерил Алексис частным образом. Все бумаги законны и оформлены правильно. Джек Маккензи мой друг. Он работает в организации, которая называется "Бэби Блум"…
Кейн испытывал сочувствие к стоявшему перед ним высокому мужчине. Он горячо надеялся, что они поймают негодяя, который разбил сердца этим людям. И что ему удастся побыть с ним наедине хотя бы пять минут…
— Девочка была похищена, — тихо сказал он. Уверенный тон Кейна не оставлял места для сомнения. — Три недели назад из больницы Харрис Мемориал в Ньюпорт Бич, Калифорния.
Словно весь мир перевернулся… Снова. Бром услышал, как Ида сзади него всхлипнула.
— Все в порядке, Ида, — машинально произнес он. Его глаза встретились с глазами Кейна. — Я не верю вам.
Эти слова были последним вызовом отчаянья. Шеф полиции по-отцовски положил руку ему на плечо.
— Я проверил эту историю, Бром. Эта девчушка попала к дельцам черного рынка по торговле детьми. Люди, ответственные за это, сядут на скамью подсудимых.
Бром был потрясен. Он не мог понять, как Джек Маккензи, человек, которого он знал с детства, мог так поступить с ним.
— Я знал Джека большую часть моей жизни. Кейн не был близок ни с кем. Но он понимал, как жалит предательство.
— Видимо, в его жизни были такие стороны, о которых вы не знали. Похоже, что это масштабная преступная организация. Мы только начинаем складывать все кусочки воедино. Детей похищали в роддомах Калифорнии, Невады и Аризоны. Одиннадцать детей за последний год — это то, что мы знали, но похищенных было гораздо больше, судя по записям, которые мы нашли.
— Могу я?.. — Лиз протянула руки к Иде, не сводя глаз с ребенка, которого та держала.
Домоправительница поджала губы и взглянула на Брома.
У того не было выбора, и он кивнул ей.
Впервые за три недели Лиз взяла на руки свое дитя.
— О Господи! — У нее потекли слезы, когда она склонилась к личику ребенка. — Твоя мама с тобой, Кэти, — тихо выговорила Лиз, безуспешно пытаясь унять рыдания, — мама наконец с тобой…
— Извините меня, миссис… — сказал Кулхейн. До Лиз дошло, что он обращается к ней. Она отерла слезы.
— Синклер. Элизабет. И мисс…
— Каков был возраст вашей дочери, когда ее похитили?
С Кэти на руках и Кейном рядом Лиз чувствовала себя уверенно, в ее голосе уже не было дрожи:
— Три дня.
— Но почему вы так уверены, что именно этот младенец ваша дочь? — Он цеплялся за соломинку, может быть, она спасет его.
Лиз взглянула через плечо на Кейна. Он выразил то же соображение, когда она заявила, что ни один из двух детей, которых нашли в Фениксе, не была Кэти.
— Я просто знаю, что это так. — Бром глядел на нее глазами адвоката, близкого к тому, чтобы разрушить показания свидетеля. Лиз — дотронулась пальцем до местечка под правым глазом Кэти. — У нее была крохотная ямочка в этом месте. Она появляется только тогда, когда девочка делает гримаску.
— Или улыбается, — с горечью добавил Бром.
Лиз ликующе взглянула на него. Значит, он тоже заметил это.
Кулхейн повернулся к шефу полиции.
— Я хочу, чтобы были сделаны отпечатки ее ступней.
После звонка в полицию, пока они ждали прибытия специалиста по снятию отпечатков, Кейн рассказал Брому все детали относительно похищения Кэти. Через полчаса все было готово. Бром держал в руках отпечатки, только что снятые, и сравнивал их с теми, что предъявила Лиз. Оба были сделаны с левой ножки и рисунок их полностью совпадал. Больше Бромлею сказать было нечего: ребенок, к которому он так привязался, который символизировал для него память об умершей жене, больше ему не принадлежал.