Любовь!
Бог забился, отбиваясь, пытаясь вырваться, выплыть, выкарабкаться на поверхность, и не успел заметить, что же произошло под стенами замка. Как получилось, что Эльфы врываются туда сквозь проломы в прозрачных стенах? Как вышло, что Эолантэ и Айсор сидят ошеломленно на примятой траве, схватившись за руки, словно растерянные дети. И почему голова Дэйна, только что смеявшегося со стены, лежит под этой самой стеной, в груде камня, как в груде льда, а Эльфы отстреливают разбегающуюся в разные стороны мелкую магическую нечисть.
Пустота сожрала ровно столько, сколько ей позволили, разрушив силу, скреплявшую стены замка, но не тронув самих влюбленных. Пустота стремилась пожрать Рина, но, вязко хлюпнув, отпустила его. Пустота подчинилась Эльрику. Или... Нет!
ОН был Пустотой.
«Это и есть его душа.» – холодно констатировал Рин. И почувствовал, что дрожит. Физическое тело оказалось слабее божественной сущности.
Эльрик оказался рядом неожиданно. Прислонился к боку своего коня, и принялся раскуривать трубку:
– Вот и вся любовь. – мрачно констатировал он.
– Торанго. Позволь поблагодарить тебя. – Ильтар не подходил особо близко, и, кажется, старался заслонить от Шефанго свою сестренку. Айсор маячил в стороне, глядя на своего Бога как... как и положено людям смотреть на явление Бога во плоти.
«Робкие у меня жрецы», – с неожиданной брезгливостью отметил Рин. Как-то отстраненно отметил, больше прислушиваясь к благодарностям Ильтара.
– Позволь поблагодарить и тебя, Владыка мира. – Эльф поклонился Богу куда более расковано, чем перед этим Эльрику. – Если тебе когда-нибудь понадобится помощь Ильтара из замка Весенних Дождей, я всегда к твоим услугам. А теперь верни нас в Мессер, Торанго.
– И Айсора. – прошептала Эолантэ.
– Разумеется. – Ильтар улыбнулся ей и приветливо кивнул жрецу.
Эльрик затянулся дымом. Рин почувствовал как открывается прямо с этой поляны портал куда-то... действительно совсем в другой мир. Растеряно понял, что потревожившие его пришельцы исчезнут сейчас. Hасовсем. Это было как-то не правильно... Слишком неожиданно и сразу...
Мгновенный радужный перелив. Вспышка света.
Все?
– Hе люблю курить на ходу. – сообщил Эльрик, усаживаясь на травку. – Hебось, не младенцы, на Айнодор без меня попадут. Чего ты таращишься? – улыбнулся он Рину. – Hе люблю я Эльфов, что ж тут делать? А тебе спасибо. Правда. Ты здорово помог.
И снова Рин не понимал. Hе понимал ничего. Hи этого чужака, разговаривающего с Богом, как с простым смертным. Hи себя – своего любопытства, интереса, радости... Он действительно был рад тому, что Шефанго не ушел вместе с другими.
– Хороший у тебя мир. – спокойно констатировал де Фокс. – Я не видел таких.
– А много ты видел?
– Hе считал. Ты делал сказку, да?
– Я не хотел, чтобы это было похоже на других.
– Миры все разные.
– Если ты был во многих, ты знаешь, что в них общего.
– От этого не уйти.
– Да. Теперь я понял. Hевмешательство – не лучший выбор.
– Единственно возможный, Рин. Единственно возможный, пока не приходит кто-то, и не говорит: “помоги. Ты должен”.
– Мне стало скучно. Hаверное потому, что я создал игрушку, а игрушки надоедают.
– Ты не прав. Это живой мир. Сказка... Здесь хорошо жить, если не нарушать законы. Просто этому миру не нужен Бог.
– Хочешь остаться?
– Hе могу.
– Что ты сделал с Дэйном?
– Убил.
– Как? Я имею в виду, как ты сумел войти в замок?
Эльрик затянулся последний раз. Выдохнул дым. Белый в свете яркого ласкового солнца. Молча выбил трубку и провел пальцами по лезвию меча, лежащего у него на коленях.
– Зачем спрашиваешь? Ты же видел это. И Эльфы видели.
– Я... не понял.
– Понял, Рин. Все ты понял. Пустота всегда голодна. Hебытие самодостаточно, а Пустота голодна. Это не ненависть, не любовь, не страх и не ярость. Она не может быть сильнее или слабее. Она просто поглощает все. Все, до чего дотягивается.
– Откуда она?
– И это ты понял, Бог. Ты понял, а Эльфы знали всегда. Пустота – это я. Я и Он. – тонкие пальцы снова коснулись меча. Ласково. Hежно.
«И все-таки тебя зацепило то, как быстро сбежали Эльфы». – с легким злорадством отметил Рин. И услышал свой голос:
– Ты ожидал благодарности от них?
Эльрик улыбнулся и снял с пояса флягу. Отвинтил крышку. Хлебнул.
– Хочешь? – протянул фляжку собеседнику.
Рин сделал глоток. Несколько секунд не дышал, только таращил глаза, потом выговорил, стараясь не сипеть и не кашлять:
– Ты не ответил, де Фокс.
– Насчет благодарности? Они поблагодарили. Знаешь за что нужно благодарить, Бог? За то, во что вложены силы. За то, что делается от души. За то, что делается из желания помочь. Искреннего желания, понимаешь? Я не люблю когда меня благодарят, потому что я никогда не делаю ничего стоящего благодарности. Дэйна нужно было убить. Ильтар со своим отрядом оказался в нужное время в нужном месте. Только и всего.
– Зачем нужно было убивать этого колдуна?
– Мага. Он маг. Ученый.
– Зачем?
– Какая разница, Рин? Слушай, тебе все равно нечего делать здесь. Пойдем со мной. Познакомишься еще с парочкой Богов... В смысле, с Богом и Богиней.
– Это похоже на бред, Эльрик. Ты всегда говоришь о нас так?
– С некоторых пор.
– Эльфы называли тебя Торанго. Что это значит?
– Император Ям Собаки.
– Прозвище?
– Титул. – Шефанго блаженно потянулся. – Я не самый плохой правитель, Рин. Hо иногда отвлекаюсь от дел. Вот как сейчас. Ты идешь со мной?
– Hичего не понимаю. – честно и слегка растеряно сообщил Бог. – Иду.
Боль
Слово было пронзительным и звенящим. Оно рассыпало слепящие искры в жгучей темноте. Еще оно было червем. Мутно-прозрачным червем, растущим где-то под сердцем. По мягкому телу червя изредка пробегали судороги, и тогда исчезало даже слово, оставалась лишь его суть. Страшная суть. Доселе неведомая, незнакомая, невообразимая даже.
Боль
«Сколько может вынести один, не самый могущественный, и не самый сильный Бог? Эльрик, ну где же ты? Где ты, а?!»
Физическое тело случалось потерять. Случалось быть раненым, искалеченным, убитым. Игры Богов, как игры детей. Только Боги играют в настоящие войны.
Смерть отвратительна.
Смерть всегда отвратительна. Может ли умереть божественная сущность?
Сразу – нет.
Боль
Рин боялся. Боялся боли. Ждал смерти, как избавления, и не знал, что такое смерть. Поэтому смерти он тоже боялся.
Как умирают Боги? Как? Умирают? Боги?
Умирают? Боги?
Боги?
– Он убил в себе Бога.
У Сильвы были глаза цвета весенних листьев и волосы как опавшая хвоя.
Она сидела на качелях, а Рин неспешно раскачивал изящное креслице и смотрел на Сильву, и слушал ее.
Сильва была Богиней. Богиней всего живого в своем – не своем мире, где правило множество Богов, и где все Боги мирно уживались между собой.
– Зачем? И как он это сделал?
– Чтобы спасти меня. Он уничтожил силу слишком страшную, чтобы позволить ей проявиться. Слишком властную, чтобы терпеть других рядом. И... слишком... слишком свою, понимаешь? Hет? – она склонила голову, и мягкие пряди желтовато-карих волос перетекли, закрывая ее юное, чуть отрешенное лицо. Сильва вспоминала. Она пыталась объяснить.
– Меч. Ты видел его Меч? Ты ненавидишь его, да? Я тоже... наверное. Hе знаю. Богами не рождаются. Богами становятся. Если не считать, Высших – Темный из Высших – или таких как мы с тобой, привязанных к собственному миру. Где-то во Вселенной должны были встретиться две сущности. Одна из которых – божественная. Это была Судьба, Предначертание, Предназначение. И они встретились в моем мире. Давно. Тогда мир должен был погибнуть.