Лия покрутила маленький вентиль, и газовые лампы засветились ярче. Балкон на самом деле был галереей, на которой стояли стулья с высокими спинками. Под нами был круглый зал с полом из ярко-красных плит. В центре, на чем-то вроде помоста, стояли два трона, один немного больше другого. По залу были расставлены стулья (гораздо более мягкие, чем те, что стояли на балконе) и маленькие диванчики, на каких могла бы уютно устроиться пара влюбленных.
И все это воняло. Вонь была такой густой и отвратительной, что почти висела в воздухе. Тут и там я видел кучи сгнившей еды, в которой кое-где копошились черви, но это было еще не все. На каменных плитах повсюду лежали кучи дерьма, особенно большие на обоих тронах. Кровь, теперь высохшая до темно-бордового цвета, забрызгала стены. Под люстрой валялись два обезглавленных тела. С обеих ее сторон, словно для равновесия, свисали еще два, с искаженными лицами, съежившиеся — почти мумифицированные — от времени. Их шеи были гротескно вытянуты, но еще не оторвались от голов (уже черепов), которые должны были поддерживать. Это было все равно что смотреть на последствия какой-то ужасной вечеринки с убийством.
— Что здесь произошло? — спросил Йота хриплым шепотом. — Высшие боги, что?
Принцесса тронула меня за руку. Ее безгубое лицо выглядело одновременно измученным и печальным. Она протянула мне один из листков, которые взяла с кухни. На одной стороне кто-то накорябал неразборчивым почерком сложный рецепт. На другой Лия вывела аккуратными буквами: «Это зал приемов моих отца и матери». Потом показала на одну из висящих мумий и написала: «Думаю, это Луддум. Канцлер моего отца.»
Я обнял ее за плечи. Она положила голову мне на руку, но тут же отстранилась.
— Им было мало убить их, не так ли? — спросил я. — Потребовалось еще осквернить это место.
Она устало кивнула, потом указала мимо меня на лестничный пролет. Мы спустились по нему, и она повела нас к другим двойным дверям, которые аоднимались по меньшей мере на тридцать футов в высоту. Хана могла бы пройти сквозь них, не пригибаясь.
Лия указала на Йоту. Он уперся ладонями в двери, наклонился вперед и распахнул их. Пока он делал это, Лия стояла перед украшенными драгоценностями тронами, где ее мать и отец когда-то выслушивали просьбы своих подданных. Она опустилась на одно колено и приложила ладонь ко лбу. Ее слезы капали на грязные красные плиты.
Тихо, безмолвно.
Комната за залом приемов посрамила бы неф собора Парижской Богоматери. Эхо превратило шаги нас пятерых в марш целого батальона. Вернулись и голоса — вся эта разноголосица шепотков, полных злобы.
Прямо над нами возвышались три шпиля, похожие на огромные вертикальные туннели, полные темно-зеленых отблесков, углублявшихся до полной черноты. Пол, по которому мы шли, состоял из сотен тысяч фрагментов, составлявших огромную бабочку-монарха, и, несмотря на вандалов, разбивших мозаику, форма крыльев все еще сохранилась. Перед центральным шпилем была установлена золотая на вид платформа, из центра которой в темноту уходил толстый серебристый кабель. Рядом с ней стоял столб с большим колесом, торчащим сбоку. Лия указала на Йоту, потом на колесо и сделала вращательное движение.
Глаз подошел, поплевал на руки и взялся за колесо. Он был сильным и крутил довольно долго, не останавливаясь. Когда он, наконец, устал, за дело взялся я. Колесо вращалось свободно, но это была тяжелая работа; минут через десять или около того я почувствовал, что проворачиваю чертову штуковину через силу, будто она застряла в клее. Кто-то похлопал меня по плечу — меня сменила Эрис. Ей удалось совершить один оборот, потом свой оборот сделала Джая — она тоже хотела быть частью команды. В этом не было ничего плохого.
— Что мы делаем? — спросил я Лию. Золотая платформа явно была лифтом, который поднимался на центральный шпиль, но она не двигалась. — И зачем мы это делаем, если Губитель Летучих спустился вниз?