Выдержав приличную паузу, он положил игрушку на подоконник.
— Увы, дорогая, я недостаточно эмоционален. Его может привести в действие только пылкое детское воображение. Или твое.
От этой последней наглости она окончательно потеряла контроль над собой:
— Фигляр! — Она на секунду умолкла, подбирая слова пообиднее. — Да если эта штука, — не то простонала, не то прошептала она, тряся игрушечным пистолетом перед носом Александра Петровича, — если она выстрелит хоть в муху, я тут же признаю тебя мужчиной и сию секунду отдамся тебе! — С искренним желанием сокрушить все и вся она направила бластер на злосчастную заводскую трубу.
Предвкушая, как швырнет сейчас эту плебейскую игрушку в его бессовестную физиономию, она нажала на спуск. От деревянного ствола вдаль протянулся голубой луч, и одновременно труба озарилась ярчайшей вспышкой, — казалось, на ней отсюда, за несколько километров, можно рассмотреть каждый кирпич. Затем труба переломилась посредине, верхняя половина отделилась от нижней и начала медленно падать. Вспышка померкла, на горизонте стало темно, и видение исчезло.
Карина издала короткое всхлипывание, вцепилась в руку адвоката и прижалась к нему. Они стояли так, неподвижно и молча, пока до них не докатился ослабленный расстоянием грохот. Их глаза, ослепленные ярким светом, постепенно вновь привыкли к сумраку вечернего города, и оставшийся обрубок трубы был отчетливо виден.
— Боже, я этого не хотела, — прошептала она почти беззвучно, отступая от окна и увлекая за собой Александра Петровича. — Боже, я не хотела этого, — повторила она, тем самым настаивая на заведомой лжи.
Она не очень твердо держалась на ногах, и он усадил ее на кровать.
— Не прогоняй меня, — пролепетела она, уткнувшись в него носом, — я хочу остаться.
Это вполне соответствовало его желаниям. Он обнял ее, разгоряченную и податливую, а она положила ладонь на его руку, передвинула ее на свою грудь и крепко прижала.
На улице совсем близко полыхнула молния и раскатился гром, гроза набрала полную силу.
— Закрой окно, — попросила она, и пока он защелкивал задвижки и задергивал штору, успела раздеться и юркнуть в постель.
Он понимал, в любую секунду она может закрепоститься, и проявлял определенную осторожность, но вскоре почувствовал, что осторожность больше не требуется. Она сама тянулась к нему, подставляя его губам и рукам плечи, грудь, живот, бедра, ее тело откликалось на каждое прикосновение, благодарно и жадно впитывало любую ласку. Он ей — на всякий случай — что-то нашептывал о ее феноменальной одаренности в этом виде творчества, она же изредка бормотала:
— Боже, я этого не хотела.
Позднее, уже в рассветных сумерках, он испытывал, помимо нежных чувств, величайшее изумление, что эта женщина всю жизнь маялась сексуальными комплексами.
Проснулись они поздно. На улице моросил дождь, и в спальне было прохладно. Она прижималась к нему, чтобы согреться, но, когда он погладил ее рукой по спине и бедрам, у нее в глазах появился испуг.
— Утренний секс? — спросила она жалобно. — Боюсь, для меня это слишком. И вообще, уже светло, а мне нужно еще к тебе привыкнуть.
— Да, да, разумеется, извини, дорогая. — Он поцеловал ее нежно в висок, повернулся на спину, взял с журнального столика оставшийся там с вечера бластер и принялся его разглядывать.
Карине это крайне не понравилось.
— Милый, положи эту штуку на место, пожалуйста!
— Хорошо, сию секунду, любовь моя, — согласился он, но вместо того, чтобы убрать эту ужасную игрушку, стал целиться в потолок.
— Александр, я тебя умоляю.
— Да, да, дорогая, конечно…
Она попыталась отобрать пистолет силой, но у нее ничего не вышло, и в конце концов ей пришлось отвлечь его от этой штуки единственно доступным в сложившейся ситуации способом.
Выбравшись из постели, Карина бросилась первым делом к окну — вдруг ей вечером все померещилось? Но, увы, сквозь пелену дождя, словно укоризненно поднятый палец, темнел обрубок заводской трубы.
За кофе она включила радио и настроилась на местную станцию: ее интересовало, как будет подана информация о случившемся. Им пришлось долго слушать всякую чепуху, пока диктор не сообщил, что вчера во время грозы молния разрушила дымовую трубу теплоцентрали.
Лицо Карины вытянулось.
— С тобой можно с ума сойти, я уже ничему не верю. Неужели ты и это подстроил?
— Ты полагаешь, я умею управлять молниями? Что же, это может быть неплохой основой семейной жизни.