Хотите — верьте, хотите — нет, но Николаша первое, что сделал, так это посмотрел на небо: сам он потом удивлялся, но то была чистая и святая правда. Впрочем, мгновение спустя, он опомнился и увидел, что картина пред ним разъяснилась, пульсирующая точка пропала, а самое главное — он хотя бы начал вновь понимать человеческую речь, и язык вернулся.
— Слушайте, — хрипло начал он, озираясь, — я не знаю… я, наверно, болен… что–то такое… — он наконец увидел, совершенно неожиданно для себя, сидящего справа на той же скамейке — старичка — не старичка, а сухощавого подержанного человечка в старом пальтишке, вытертой, но аккуратной ушаночке и почему–то с фантастических размеров хозяйственной сумкой на коленях.
Николашу, как он потом вспоминал, поразили глаза человечка — узко посаженные, запавшие, обведенные темными нездоровыми кругами, но пронзительные, буравящие душу, казалось, до самого дна и вместе с тем хулиганские, как у мальчишки.
— Я заболел, кажется, — повторил Николаша, — я, правда, клянусь, что–то плохо соображаю… — Он потер лоб рукою — та была холодной, как у покойника. — Мне бы врача… — тоскливо зачем–то продолжил он, но сразу осекся. — Слушайте, где это я? — догадался он, наконец, спросить.
— Да-а, молодой человек, — протянул незнакомец, — бывает. Бывает! Со мной, знаете ли, тоже — в пятьдесят девятом году — нечто подобное было: заснул — у себя дома, помню. Просыпаюсь — на вокзале. Да еще, вообразите, в Питере, как потом выяснилось: спрашиваю, — где, мол (вот как вы теперь), — «Так, в — Питере!» — говорят. Что потом оказывается: ночью встал, соседку, добрейшую женщину, разбудил — перепугал — уезжаю, дескать, в Петербург; а кто будет звонить–спрашивать, или — там — приходить, так и говорите: «Поехал, мол, в Санкт—Петербург». А за каким, извините, бесом я туда отправился, до сих пор — никакого понятия. Такая вот…
— У меня–то — не то… — выговорил было Николаша.
— Да вижу, что — не то… — тотчас прервал незнакомец рассказ. — Это я так только… Да вы и не огорчайтесь — пройдет, уверяю вас — пройдет. Вспоминать после будете — так посмеетесь: Николаша, вас ведь Николашей зовут–то?
Образовалась некоторая пауза. Видно, в глазах Николашиных отразился такой почти испуг, что удивительный человечек поспешил объясниться:
— Да вы не удивляйтесь: я давеча и подсел–то к вам — что вы сидели, в одну точку уставившись, да все повторяли: «Пропал Николаша, совсем пропал». Так я и рассудил, что «Николаша» — то, стало быть, вы самый и есть, то есть заметно было, что «пропадали» — то — вы, даже и приглядываться не нужно было. Так ведь?
— Так, — пролепетал удивленный, но совершенно уже прояснившийся Николаша. Еще его немного удивило это — «давеча». Вообще в человечке было что–то такое, что–то неуловимо старорежимное.
— Ну: вам теперь домой нужно — переодеться, согреться… И — рюмочку можно, — доверительно наклонился к Николаше его случайный собеседник и даже голос понизил. — Дом–то у вас, надеюсь, имеется? — и, получив утвердительный кивок, также кивнул удовлетворенно и продолжал: — Дом, знаете, у каждого должен быть, хоть… ммм… какой, а… Я бы вас и проводить, конечно, мог, — вдруг оборвал он сам себя, — я, видите ли, свободен совсем, — и вдруг очень грустно улыбнулся. — Да как будто вы и сами скоро будете в порядке… А уж я пойду в магазинчик, — он показал на сумку, — хозяйство, знаете, хоть маленькое…
— А со мной–то, что же это, — вдруг прервал его Николаша, — теперь как же, врача бы… раньше я никогда…
Собеседник его принял строгий вид, но глубоко запавшие глазки его посмеивались:
— К врачу вы, молодой человек, непременно обратитесь, — сказал он наставительно. Да только, боюсь, проку от этого будет немного.
Некоторое время он внимательно смотрел Николаше прямо в глаза, затем снова грустно улыбнулся и сказал:
— В вас, молодой человек, я вам скажу — это вы попомните: вошел смысл.
Николаша молча слушал, не понимая.
— Вы теперь, видите ли, со смыслом человек. Тут, конечно, радоваться бы нужно, — продолжал его собеседник, — да, ммм… увы, вам–то как раз и не придется: вам теперь трудно будет. Да не переживайте, — поспешил он, видя Николашино болезненное недоумение, — это со многими бывает, да… бывает… ну, а с вами, вероятно, особый случай — может, большой смысл–то, вам и тяжело сделалось, с непривычки…
— Ну, стало быть, я пошел, — заключил он, уже поднимаясь. — А вы — конечно, к врачу… а потом — домой. Домой, и — рюмочку, рюмочку не забудьте, а то простудитесь.
И быстро так скрылся: даже толком и не понятно было — куда.
К врачу Николаша, разумеется, не пошел.