Но Ганс ещё и не появлялся на ферме! Солнце стояло высоко, и хозяин сам пошёл будить новичка.
– Вставай, Ганс! Что-то ты заспался! – кричит он прямо у Ганса над ухом.
Русалкин сын сел, протёр глаза и говорит:
– Твоя правда, хозяин. Мне давно завтракать пора!
Встал он, оделся – и скорей на кухню, а там уж полный горшок каши его дожидается. Мигом проглотил Ганс кашу и спрашивает:
– Что делать надобно, хозяин?
На тот день наметили молотьбу, и все остальные работники давно были заняты. Имелось в хозяйстве двенадцать токов, и на шести уж трудились двенадцать парней – по двое на каждом. Осталось ещё шесть токов – специально для Ганса. Требовалось от него обмолотить все снопы, что там лежали.
Вот вошёл Ганс на гумно, выбрал себе цеп, поглядел, как молотят остальные работники, и давай повторять за ними. Но едва взмахнул цепом, едва обрушил его на сноп – разлетелся цеп на мелкие щепочки. Висело над Гансовой головой ещё несколько цепов, стал Ганс снимать их по очереди – и каждый у него вдребезги разбивался. Тогда понял Ганс: другое орудие надобно. Взял он пару брёвен, углядел на стене конскую шкуру, порвал её на полоски и теми полосками связал два бревна. Так получился у Ганса великанский цеп. Одно бревно было рукоятью, иначе – держалом; другое – бойком. Им-то стал он бить по снопам. Вроде пошло у него дело на лад, одна беда – крыша низковата. Недолго думал Ганс – расправил плечи, поднял руки да и снял крышу вовсе, на землю положил. Затем уж молотил он без помех и очень скоро справился с теми снопами, что хранились на току. «Молотить так молотить!» – решил Ганс и пошёл по гумну, собирая другие снопы. Весь хозяйский хлеб обмолотил, да не догадался сортировать зерно. Рожь и пшеница, овёс и ячмень лежали у Ганса в одной огромной куче, перемешанные, только он в том беды не видел. Пришлёпнул Ганс крышу обратно на балки, словно крышку на ящик, и прямиком к помещику.
– Гляди, хозяин, – выполнил я задание!
Помещик глаза выпучил от удивления, пошёл на гумно – проверять. И правда, обмолочены все снопы, да только радости в том мало – ведь зерно перемешано. Но ни словом не упрекнул помещик Ганса, потому что заметил цеп, которым новый работник молотил. Да и крыша косо сидела на балках. И понял тогда помещик, что пустил он в дом небывалого силача. Таких лучше не злить! Вслух похвалил помещик Ганса, но добавил:
– Не закончил ты ещё работу – зерно-то надобно очистить.
– Как это? – спрашивает Ганс.
Принялся помещик объяснять: «очистить» значит отделить зёрна от шелухи. Взял Ганс решето, бросил в него пригоршню неочищенного зерна и затряс что было силы. Вскоре понял он: этак и за неделю не управиться. Недолго думал Ганс. Отворил он двери (а они проделаны на гумне в обеих узких стенах, напротив друг друга), у одной двери лёг на пол да как дунет! Поднялась вся шелуха в воздух, вылетела тучей в другую дверь, опустилась возле гумна, землю собой закрыла. А зерно осталось чистым.
Пошёл Ганс к хозяину с докладом. Тот похвалил парня и отпустил отдыхать. Ганс – быстрее на кухню, наелся до отвала и залёг вздремнуть. Только к ужину пробудился.
Тем временем помещик места себе не находил от тревоги, с женой советовался – как избавиться от силача? Просто прогнать нельзя – вдруг обидится да начнёт всё крушить. Помещица была женщина хитрая. Позвала она управляющего. Вот что они втроём придумали. Должны работники поутру ехать в лес за дровами, но прежде договориться, да так, чтобы Ганс слышал: кто последний домой вернётся, того повесят. Казалось помещику, помещице и управляющему, что это очень просто устроить: ведь Ганс обычно спит до полудня, остальных же работников отправят они в лес ещё затемно.
Вот вечером, за ужином, стали работники толковать между собой: дескать, завтра трудный день предстоит, надобно ехать дрова заготавливать. До леса далеко, деревья рубить – не самое приятное занятие. Словно бы в шутку сговорились работники: кто последним привезёт хозяину дрова, того повесят. Ганс присоединился к уговору.
Назавтра поднялись работники до зари, разобрали лучших лошадей и самые прочные телеги и отправились в лес. Ганс храпел на своём тюфяке, и помещик будить его не велел, да и сами работники на цыпочках ходили.
Наконец пробудился Ганс, оделся, завтрак себе потребовал. Ел Ганс не торопясь, много времени потратил. Затем пошёл лошадей и телегу выбирать. Но телеги в сарае остались только разломанные. Гансу пришлось соорудить себе повозку с четырьмя разными колёсами, а тащили её две старые клячи.