Кобон-Очун силач, сине-серого коня не щадя, летел, как стрела, пущенная с тугой тетивы.
Семь братьев, на семь медных посохов опираясь, позади всех пешком, не спеша идут. Семь пеших братьев за семь шагов семь верст позади себя оставляют. За семь дней семеро братьев на семь переходов обогнали Дьелбегена.
Людоед Дьелбеген от злости совсем коричневый стал:
— У-у-у! Этих братьев я догоню-у-у! Этих братьев я проглочу-у-у!
И вот братья уже слышат тяжёлый бег быка, уже видят впереди себя на дороге тень бычьих рогов.
Старший брат вытянул шею, заглотил горное озеро и выплюнул его на дорогу.
Но уже слышен топот серого, как железо, коня, уже видна на дороге тень восьмихвостой плети Темир-Мизе богатыря.
Второй брат протянул руку к горному кряжу, выдернул лесистую гору и выставил её на дорогу.
Но уже слышен звон сбруи сине-серого коня, видна на дороге тень железной трубки Кобон-Очуна силача.
Третий брат поднял тысячепудовый гранитный валун, сжал в кулаке и швырнул на дорогу острые осколки.
Семеро братьев первыми пришли к берегу семи морей, четвёртый брат взбежал на семьдесят гор с семьюдесятью отрогами.
Спасаясь от крика, каким четвёртый брат кричал, убегая от топота, каким четвёртый топал, чёрный марал выскочил на самый высокий утёс семидесятого отрога. Голова его — выше туч, рога за звёзды цепляются.
Пятый брат сквозь тучи, сквозь облака увидал зелёные рога с семьюдесятью отростками, снял с плеча железный лук. Он тетиву резко натянул, даже лопатки за спиной стукнулись, и от большого пальца правой руки дым пошёл. Быстрая стрела маралу сердце пронзила.
Много-долго не прошло, вернулись семеро братьев в стойбище Улькер-каана. Они поставили ветвистые маральи рога против серебряной двери золотого шатра, как две коновязи. Аркыт-мешок для кислого молока, сшитый из маральей шкуры, они положили к ногам хана. Плотной тучей расстелился аркыт, половину неба закрыв.
Улькер-каан, восседавший на золотом троне с тремя ступеньками, на подарки даже не взглянул, в лицо братьям он не смотрит. Один глаз к луне скосил, другой к солнцу:
— Сам я охоты вашей не видал, песни о подвигах ваших не слышал. Подождем остальных охотников.
Прежде всех уехавший семиголовый Дьелбеген-людоед вернулся через семь лет. Через десять лет спешился у шатра Темир-Мизе-богатырь. Вместе с ним прискакал Кобон-Очун-силач. Лица их были, как земля, чёрные, песок скрипел на зубах.
Улькер-каан вздохнул, голову опустил, глаза его туманом заволокло:
— Свою дочь, Алтын-Солоны, я отдам тому, кто самую красивую сказку споёт.
— Я, я спою-у-у! — заревел на семь голосов семиголовый Дьелбеген.
От его пения птицы слетели с насиженных гнёзд; звери, детёнышей своих покинув, ринулись в разные стороны, скот умчался с голубых небесных пастбищ.
— Однако, вы очень плохо поёте, — сказал Улькер-каан, — замолчите, пожалуйста. Белого скота нашего не гоните, жителей наших не пугайте, стойбище наше не разоряйте.
Дьелбеген от стыда синим стал, как его синий бык. Быстро вскочил в своё высокое седло и умчался.
Теперь запел свою сказку молодой Темир-Мизе-богатырь. Вместе с ним пел и Кобон-Очун силач.
От унылой этой песни, от тоскливых голосов птицы на лету, звери на ходу уснули.
— Ваша сказка совсем никудышная, — рассердился Улькер-каан, — сейчас же замолчите.
Кобон-Очун и Темир-Мизе друг на друга не смотрят, собираются, снаряжаются, по домам спешат.
Шестой брат взял в руки звучный топшур, пальцами тронул струны, грустную песню протяжно запел.
Пугливые птицы к стойбищу прилетели, слушают. Дикие звери прибежали, слушают. Деревья, хвоей не шелестя, слушают. На сухостое почки свежим соком налились, кожура треснула, молодые листья к певцу, как к солнцу, потянулись. Тёплый-тёплый дождь на стойбище пал, тёплый-тёплый ветер повеял, солнце выше поднялось, и семицветная радуга на плечи певца встала.
Слов нет — рассказать, до чего красивая была эта песня.
На далёкие созвездия смотрел Улькер-каан, эту сказку слушая, этой песне внимая.
Колени его ослабли, нижняя губа вытянулась, слёзы на бороду падают. Четыре дня слушал, головы к подушке не приклоняя:
— Нет, этих семерых братьев я не могу победить…
И тут, в одежде, сотканной из лунного света, вышла сама Алтын-Солоны. Седьмой брат на правое колено пал, за правую руку Алтын-Солоны взял:
— Мы двое один костёр на земле разожжём.
— Один шатёр поставим, — отозвалась Алтын-Солоны и вместе с братьями стойбище отца своего покинула.