Чашка замерла от восторга. Мысль о том, что она может потягаться с Крышечкой-Голубкой рассмешила ее и стала очень заманчивой. Да, да… Подумаешь — воркует! А я буду дарить ему трели, и он не вспомнит о Крышке.
«Ну что ж… Пожалуй, теперь ты могла бы породниться и с нами», — важно произнес Чайник, нарушив мечты нашей Чашки.
«Я-я? С Вами? На этой презренной полке? — ужаснулась Чашка. — Фу! Еще один наглец!»
«О, несравненная, не покидай нас! — взмолился Колокольчик. — Я не смогу жить без твоего дивного звона!» Несчастный, он робко коснулся Чашки, и вновь послышался нежный протяжный звук.
Все мгновенно забыли о грубости и надменности Чашки. Слушали, замерев.
А вскоре сбылась ее мечта — она оказалась среди диковинок.
«Мы рады приветствовать тебя, наша гостья», — первым торжественно произнес из Графина Стеклянный узкоглазый Человечек.
«Нет, нет и нет! Вот еще! Я вовсе не гостья! — фыркнула Чашка. — Это мое место по праву!»
«Успокойтесь, Несравненная! — промолвил Графин. — Простите его, он всего лишь мое содержание. А главное, как известно — форма!»
«Я никогда не слышал более дивного голоса, чем Ваш, Несравненная Чашка!» — вмешался шестигранный Фарфоровый Сосуд, погасив спор о форме и содержании.
«А как же я?» — всхлипнула Крышечка-Голубка.
«Что ты? — вздохнул расписной Сосуд. — Твое воркование так однообразно, отныне я хочу наслаждаться только ее голосом!»
«Ну, началось…» — подумала во Флаконе желтая Груша и сжалась испуганно.
«Но я, право, не знаю! Мне трудно выбрать — кто достоин моего пения», — кокетничала Чашка. А ведь совсем недавно трепетно мечтала о расписном Сосуде.
«Ты права», — сказал Заморский Флакон.
«И имеешь полное право выбрать себе лучшего из нас», — подтвердил Графин.
«Ах! Я так натерпелась там внизу, — жеманно отвечала Чашка. — А здесь я боюсь ошибиться». И принялась придирчиво рассматривать всех поочередно.
«Но ты! Почему ты ничего не сказал мне, надутый Самовар, — капризничала она. — Или не находишь меня чудной?!»
«Насколько я понимаю — ты ведь только для чаю, — изрек Самовар. — И будь я простым, ты бы мне пригодилась… Но я…»
«Не смей! Не хочу! Никогда! — перебила его Чашка, — Противный пузатый урод! И как тебя здесь держат!»
Диковинки в изумлении промолчали. Лишь Стеклянный Человечек отважился было заступиться за Самовар.
«Но он же дольше всех нас на этой полке! А хозяева знают — где чье место.»
«Я тоже так думаю», — пролепетала Крышечка-Голубка.
«Ах! Вот ты как! — негодовала Чашка. — Да если б Хозяева соображали — не держали бы меня там внизу ни одной секунды! Ме-ня!! И вообще — надо со всеми тут разобраться! Тоже мне — диковинки!»
Отныне на верхней полке Чашке беспрекословно позволялось все, что ей заблагорассудится. Без ее разрешения никто не отваживался даже начать беседу. И называли ее теперь не Чашкой, а одним словом — «Несравненная».
«Всем молчать! — приказала Несравненная. — Не смейте нарушать бесценный покой! Иначе мой дивный голос…»
«Ах нет! Только не это», — перепугались Диковинки. И самым испуганным был голос расписного шестигранного Сосуда. Лишь Самовар побоялся промолвить слово, да Крышечка-Голубка тихо лила слезы. Остальные с трепетом и нетерпением ждали — когда же Несравненная сделает свой выбор…
«Нет, нет и нет! Я не могу, я утомилась, — изрекла, наконец, Несравненная. — Графин с Узкоглазиком недостаточно мудры для меня, в заморском Флаконе меня раздражает Груша и расписной Сосуд… Нет, я не могу простить эту Крышку-Голубку! А про Самовар-урод я и думать не хочу! Нет, нет и нет!»
Всех охватила глубокая тоска. Одна Крышечка-Голубка облегченно было вздохнула, но ледяной взгляд расписного Сосуда заставил ее громко всхлипнуть.
«Ох! Наши сердца разбиты…» — печально вздыхая, перешептывались Диковинки и с обожанием глядели на Несравненную.
«Да, да и да! — заявила, наконец, Несравненная, — я поняла!» И все застыли в ожидании — сейчас, сейчас решится их участь…
«Да, да! — продолжала она. — Вы меня заслоняете! Вы мне мешаете! Очутившись среди вас, я расхотела петь! Остается только одно — покинуть вас! Мне нужно особое место, место лишь для меня одной!»
«О! Нет! Только не это! Не бросай нас! Не покидай, — взмолились Диковинки. — Мы будем выполнять все твои желания и капризы!»
«Несравненная права, — промолвил неожиданно узкоглазый Стеклянный Человечек, — она слишком хороша для нас. — И он незаметно подмигнул Крышечке-Голубке. — Мы можем только умолять её спеть нам на прощание».