Луна живо обернулась.
— Как лунные, — удивилась она, — ты был в лунном царстве?
— Случалось бывать и в лунном королевстве, — снисходительно глядя на девочку, сказал конь, — вишь, без ноги остался. И все это за то, что осмелился открыть золотую дверь в опочивальню луны. А кто ж его знал, что не велено чужаку переступать порог.
— Так это был ты! — перебив коня, воскликнула луна, — и как мне было самой не догадаться, увидя тебя в окне. Как ты смел, бездельник! Пока я в баньке парилась, ты забрался в мою горницу, и скача будто по лугу, сожрал вместо травы мое новое изумрудное платье! Ни разу так и не успела его примерить.
От негодования луна багрово вспыхнула, лицо ее округлилось.
— Да что ты, хромой увалень, стоишь, вези меня немедленно во дворец! — говорила луна, а сама взбиралась к коню на спину, — дорожка, небось, не впервой! А ногу, так и быть, получишь обратно.
Рванулся конь, как услыхал о ноге: а вдруг и вправду, не какая самозванка, а луна! Уж больно грозна круглолицая девочка!
И понес он луну — от радости не чуя, на трех ли, на четырех бежит. С крыши на крышу перескакивал лунный конь, а конца пути не видно. Заблудились. Надобно было коню где-то свернуть и спуститься по жолобу, про это он точно знал, но по которому, никак не мог вспомнить.
А луна торопит. На дворе светает.
Зажмурился конь, напрягся, и кинулся наугад, да споткнулся.
Луна не удержалась — упала.
И куда девались руки и ноги, а ее клетчатый передник зацепился за трубу и повис.
Луна поднялась из-за синих крыш и полносветной луной поплыла по небу.
Ослепленный конь сразу и сообразить ничего не мог. А как опамятовался, глянул, а на трубе, из кармана клетчатого передника, торчит его пегая нога.
Не обманула луна, сдержала слово.
И весело стуча по крышам четырьмя копытами, конь пустился в путь-дорожку.
ЗЕЛЕНАЯ ОСЕНЬ
ришла осень, пожелтели листья. И только в одну тихую окрайную улицу осень забыла заглянуть. И на этой улице деревья остались по летнему зеленые.
Вскоре из соседних улиц перекочевали на нее голуби, потом воробьи, а за ними и все городские зверюшки. И не найти было незанятого уголка. Хоть по разному, но все радовались зеленым деревьям и у всех появилась уверенность: раз осень не пришла на эту улицу, то не будет у них и зимы.
И только рыжему коту все это было не по сердцу.
Кот жил испокон века на этой улице, считал ее своей собственной, и пришлых зверей не хотел признавать. Как-то ночью залез он в хозяйскую лавку, стянул мешок с желтой краской, и за работу.
Кот взбирался на верхушку каждого дерева и по очереди густо осыпал охрой. Но как ни зорок рыжий глаз, а проглядел на одном дереве листок, и этот листок, спрятавшись под другими листьями, так и остался зеленым.
А утром улицу ничем не отличить было от соседних. Засохшие желтые листья лежали на земле. И все пришлые звери в тот же день ворчливой толпой угрюмо отправились на свои старые места.
То-то кот обрадовался.
Про улицу зеленой осени прослышала одна степная птичка и ничего не подозревая, прилетела.
Нелюдимо стояли деревья, дул холодный сквозной ветер.
Увидя обнаженные деревья, птичка смутилась. «Уж не ошиблась ли я улицей?» — подумала она. Она испуганно перепархивала с дерева на дерево, не зная что ей делать: еще вчера ее подружки улетели в теплые края и догнать их было ей не под силу, да и лететь одной так далеко она не решалась.
Зеленый листок, глядя на нахохлившуюся птичку, пожалел ее, и ему захотелось ей помочь. Это был тот самый листок, что в зеленую осень спрятался под листьями, не пожелтел и не упал.
— Я зеленая осень, — сказал листок, — возьми меня в клюв и лети.
Птичка встрепенулась, перепорхнула на ветку. «Так вот она, зеленая осень!» И сердце ее крепко забилось. Бережно она взяла его в клюв и с зеленым листком полетела.
Они летели так быстро, что догнали осень. Закутанная с ног до головы в багровых листьях, вся измокшая, шла осень домой.
И видит, несет птичка в клюве не в пору зеленый листок. Удивилась осень. Тогда листок ей все рассказал и о себе и как птичка, поверив в зеленую осень, чуть не погибла.
Тут осень надула свои желтые обветренные щеки. И осенний ветер понес птичку с зеленым листком. Они летели быстро, все быстрей, и оставили далеко за собой перелетные стаи.