Оркестр сыграл туш, и ежик, раскланявшись на все стороны, начал читать стихи, посвященные Марфиньке:
— Что значит душа? — дергала Рыжика за рукав польщенная Марфинька.
— А это такая птичка, — ответил Рыжик, не желая перед молодой показаться неучем.
Хотя гости ничего и не поняли в стихах ежика, но всякий считал своим долгом похлопать в ладоши, и вышло так выразительно, что еж не на шутку испугался, наежился да бежать, хорошо еще — мама-зайка образумила: ежик вернулся смущенный. Но читать его больше не просили, и танцы продолжались.
Засыпали уставшие светляки, один за другим гасли огни: светает. Гости нехотя начали расходиться по домам. Каждый думал, что уже давно не было такой веселой свадьбы.
СЕМЕЙСТВО РЫЖИКОВ
авайте пойдем и сегодня в лес.
Жатва уже отошла. Хлеб связан в снопы. Из торчащей щеткой жнитвы синеют васильки, горят маки. Белые ромашки веселыми растрепанными кустиками стоят при дороге. Думаешь ты один, как вдруг вспорхнет целая стайка птиц, чтобы сейчас же еще веселее ринуться на другие снопы. Вдали синеет лес.
Вот мы и в лесу.
Сразу посвежело, о жаре и помину нет. Деревья, кусты, трава от теней и солнечного блеска в мигающих радужных переливах.
Вдруг проберется сквозь густую листву яркий луч и сверху донизу осветит елку. И увидишь ее всю насквозь: стройный ствол, дрожащие иголочки на ветвях и весь тот маленький мир, что живет у ее ног. Копошатся труженики муравьи, а красные букашки зацепились друг за дружку и идут караваном. Еловые шишки, наполненные душистой смолой, крепче пахнут, а высокая лесная ромашка подымает к солнцу опущенную головку и еще больше вытягивается на своем тоненьком стебле.
В терему в орешнике живут наши старые друзья: Рыжик, Марфинька и их дети. Зайдем проведать ушатых.
За то время, что мы с ними не встречались, Марфинька ничуть не изменилась: все те же золотые одуванчики-веснушки рассыпались на мордочке. А у Рыжика на шерстке взблеснула седина.
Деток у них трое: старшая Акуля, а какая она рукодельница, ни у зайцев, ни у белок другой такой не сыщешь: как примется вязать, всей семье на зиму штанов навяжет.
Толстый паук, развесивший под самым заячьим домом свои сети, позавидовал акулинину мастерству. «Какова работа! И краше и прочнее чем у меня получается. Попадись муха или комар, из такой сети не уйдешь!» Созвал паук своих сыновей паучат. «Ступайте, говорит, дети, к Акуле, да постарайтесь выведать ее тайну: как бы нам такие сети сплести. А не то, просто этащите». Пошел старший сынок, по дорожке прыгал, по веткам летал и добрался до заячьего дома. И прямо к пряже-лежала на столе перед Акулей. Увидела Акуля: большенный паук пряжу к себе тянет, испугалась, а Марфинька щелк его в нос. Испугался паук пуще Акули, да скорей на попятный — во двор; влез на пенек, выпустил нитку, и через сучки и ветки домой.
Пошел второй сын. Шел он шел, вот и заячий дом, да очень устал, и уснул на пороге. Подметала в ту пору Акуля избу, вместе с сором вымела паука из избы. Ждать-пождать, нету сына. Небось от пыли отряхивается! Подумал старый паук, и посылает меньшого: этот был самый проворный, и какие жужливые мухи, все его боялись. Шел паук по веткам, летел, перебрасывался, выглядывал да высматривал. А когда в заячьем доме все уснули, влез в окно, и из-под подушки у Акули вытащил голубой чулок, и долго не разваживаясь, потащил в свое паучье гнездо. Сграбастал старый паук акулин чулок, развесил между веток, сел в сторонке, и ждет улова.
Долго ждать не пришлось, две глупые мухи, увидя голубой коврик, поплясали на нем, покружились, лапки вытерли, и улетели. Глазам не верит паук, что за особенная пряжа: с виду и прочнее и гуще паутины, а муха не вязнет. И остался паук ни с чем! Поутру проснулась Акуля, лапу под подушку сунула, хвать, а чулка нет, и в рев. «Маманя, чулок пропал! новенький, голубой, нету!» Обыскали весь дом, все углы и щелки, и мышкину норку обыскали, нет чулка. Вышли во двор, глядь, а чулок меж кленовых веток висит-болтается. И как его туда угораздило — зайцы так и не узнали, чьи это проказы. С той поры стала Акуля на ночь свое вязанье на ключ запирать, а чулки под себя прятать — умница!