По лесам, по пестрым лугам день гуляют, а где застигнет ночь, постель царевне стелют.
Ночи напролет думают и мышка и олень как помочь царевне, чем снять с нее напасть: что в радости не улыбчива, а в беде не горестна — Незлобушка.
— Знаю я такой ручей гремучий, из всех самый звонкий, — шепчет мышке олень на ухо, — вот бы испить царевне из этого ручья водицы, да зарочен ручей на три клятвы.
А какие это клятвы, олень никак не может вспомнить.
Наутро рассказали они царевне о заклятом ключе, и уж как просят идти вместе и разыскать ручей.
— Даст тебе ручей человечье сердце!
А царевне невдомек — какое еще там сердце? — ей, Незлобушке, и так хорошо. И если она согласилась пойти, то потому что уж очень докучали олень и мышка — мышка, та даже башмаки бросила царевне по утрам чистить.
Шли они ржаным полем, синим можжевельником, зеленым лопушником, малиновыми овражками, как слышат, близко звенит да погромыхивает.
Олень к ручью, и сразу его узнал: тот самый!
А как глянула в ручей царевна — до чего прозрачна и чиста вода! — глаз оторвать не может. И вдруг почувствовала Незлобушка, ровно от толчка бултыхнулось у нее в груди пустое сердце-стеклянная бутылочка. И смутно захотелось ей настоящего сердца с человеческим горем и человеческой радостью.
Сложила она горсткой руки, набрала воды, по только поднесла к губам, как вся вода утекла меж пальцев. И сколько она ни черпала — мелким бисером рассыпалась вода обратно в ручей.
Вечером мышка куда-то шмыгнула и пропала. А олень, засветив рога, заплел царевне в последний раз косу и ушел.
Дни и ночи у ручья проводит царевна.
Падают листья; гриб боровик стал при дороге; бродит по лесу скучная осень.
На замутившийся ручей глядит царевна. Не в догадку ей куда ушла мышка и где олень. Раздумалась царевна, и видится ей как по лесу идут олень и мышка, и у каждого встречного о трех ручьевых клятвах выспрашивают. Да никто ничего не знает. А из чащи волк скалит зубы, вот прыгнет — и от мышки и оленя не останется и звания. Тут как закричит царевна, волк и сгинул. Но и олень и мышка пропали. И показалось царевне, мышка махнула ей струйчатым хвостиком: до скорой встречи!
Пришла зима, снежной лапой потянулась к небу и белым пологом закрыла лес. В теплых заячьих шубках деревья, серебром запорошил мороз рукавицы у елей, берега в ледяных самоцветах. На полянах порасставила зима ивовые кусты-заставы: на них стража красными пузырями — хохлятся снегири.
Не отрывая глаз, глядит в ручей царевна. Как разгадать ей три клятвы! И только безответно пенится ручей. И до чего ей захотелось иметь настоящее человеческое сердце!
И снова видится царевне — чуть живые плетутся олень да мышка. У оленя сбились серебряные копыта, посшиблены рога, а у мышки струйчатый хвостик осекся. Сколько стран обошли, сколько приняли горя, а о трех клятвах так ничего и не узнали. И стало царевне вдруг жалко оленя и мышку.
— Вернитесь поскорее, — закричала она, — не надо мне человечьего сердца! И так проживу!
И показалось царевне: олень засветил рога — не беспокойся, вернемся.
Пришла весна, вокруг все посинело. А синий ручей синее весны зазвенел серебром.
С гневом говорит царевна:
— Как долго гляжу я в твои бездонные глаза, хочу разгадать три клятвы. Зачем мне человечье сердце, когда из-за этого сердца столько горя приняли и олень и мышка.
И только она поднялась, чтобы идти искать оленя и мышку, как зашумел ручей, запенился:
— Не тужи, царевна, ты отдай мне свое сердце — стеклянную бутылочку, а зато будут с тобой и олень и мышка!
Уже хотела царевна отдать ручью свое сердце, да раздумалась: без сердца — хоть и пустая стеклянная бутылочка — как ей жить?
— Дай мне сроку до ночи, — сказала царевна, — а не разгадаю твои клятвы, возьмешь мое сердце.
— Ладно, — сказал ручей, — до полночи подожду.
Поглядела царевна вокруг себя и видит — за верхушками деревьев заходит солнце.
— Быть всегда щедрой как солнце! — подумала она.
А уж на небе показался месяц.
И подумала царевна:
— Служить всем равно, как светит месяц.
А вон и звезды — одна другой ярче.
— Быть как звезды чистой! — подумала царевна.
И слышит, гукает филин полночь.
Наклонилась царевна низко к ручью, распахнула свою алую душегрейку, хочет ручью свое сердце отдать. Но ручей не дал ей и слова молвить, зашумел, запенился:
— Ты отгадала мои три клятвы, царевна: быть щедрой, быть светлой, быть чистой. Испей моей воды, не бойся!
Набрала царевна полную горсть и всю до капельки выпила. И сердце — ее стеклянная бутылочка — доверху наполнилось ключевой водой. Ровно пламенем обожгло царевне грудь — расплавил огонь стекло, и забилось у царевны настоящее человечье сердце. И стала она как солнце щедрая, как месяц светлая, как звезды чистая.