И снится Захару тот самый заяц, двадцать и семь дробинок в ноге. Говорит заяц: помнишь, Захар, тот день, как на богомолье вышел, ты пожалел меня, — и вдруг заяц у него на глазах в старца превратился-небольшой, сухонький, ну точно как тот печерский Иоанн, только верхняя губа заячья осталась. И так ласково на Захара поглядел и по плечу его потрепал: а ведь это ты меня, Захар, спас. Хочет Захар расспросить старца, хочется ему понять, что же такое было в его жизни, почему так случилось, что должен был ослепнуть, чтобы оправдать себя. Да не решается спросить. А старец ему все уже сам рассказывает. II от этого чувство у Захара, как при журавлином полете: не чудно ему это, а только радостно.
Проснулся Захар, хочет вспомнить, о чем ему старец во сне говорил, и не может. И видит: на ногах лапотки, липовый и кленовый. А на том месте, где липа и клен стояли, два бугорка: на одном сума его, на другом двурогая палка, посох странника. И все это видит Захар, но как-то издалека, сверху, видит другими, не нашими глазами, не теми, которые потерял в жизни.
СТАЛЬНАЯ ПТИЦА
Уж не раз выходил апостол Петр за ворота, все поглядывал: не летит ли ангел с душой? А ангела все нет. И ворчал апостол сокрушенно:
— Ах, беспорядки, прости Господи. И что это с ним приключилось.
И вдруг слышит небесный ключарь стук в ворота: не по райскому громыхает. Открыл он небесные ворота, да так и ахнул: стоит перед ним ангел с пустыми руками, а за левым плечом поломанное крыло висит и с крыла перья словно снежные хлопья сыплются.
Бережно усадил святой Петр ангела на воздушную скамейку-облачко и стал его расспрашивать:
— Где тебя так угораздило? И почему душу не принес? — строго говорит, а у добрых стариковских глаз снопы золотых морщин светятся.
— Летел я на землю, — отвечает ангел, — было мне велено по душу воина. А буран такой сильный поднялся, ничего не видать. Как вижу, летит диковинная птица, вместо глаз изумруды, а на хвосте рубин сияет. И только хотел на нее присесть путь скоротать, а она как взовьется, ну вот крыло и повредило. Еле домой добрался.
Поник ангел кудрявой головой и заплакал.
Перепугался апостол Петр, в дрожащих руках райские ключи позванивают.
— Что ты! как это можно, без души вернулся! Какая такая птица, глаза изумруды, а па хвосте рубин? Нe бывает таких птиц…
И не договорил апостол, как из небесных сугробов вынырнула стальная птица. И стала у райских врат.
Видит Петр, все правда, как сказал ему ангел, и велит ангелу:
— Ты посторожи у ворот, а я сам все разберу.
Взлез апостол Петр на стальную птицу, быстро смекнул что к чему, и решает самому слетать за душой воина.
Понажал на кнопки, дернул за рычажок, а птица как взвоет, как рванется, и вместе с небесным ключарем кувырком да кубарем прямо на землю.
Вылез апостол Петр и стал осматриваться. Давно на земле не бывал. А па земле тьма кромешная, стужа, попенял себе апостол, что теплых валенок не захватил. Вьюга крутит, снег валит, ветер со всех четырех концов гудит.
«Да, па земле не то, что у нас в раю, думает Петр, где незакатное солнце и райская благодать. Круглый год босиком ходи, разве по особо торжественным дням сандалии для благопристойности».
Идет Петр, а снегу намело, самого себя не видать, не то что света Божьего. О стальной птице забыл, бережется, как бы в снегу не потонуть.
И вдруг слышит: кто-то сквозь лютую вьюгу кличет, а кто и где, не разберешь, такая темь. Только голос уж больно душевный да горестный.
Остановился Петр, сложил руки ковшиком и как закричит — через завирюгу, свист и вой слыхать.
— Где ты, Божья душа, отзовись!
И слышит у самого уха:
— Святой апостол, разрешите явиться. Я душа летчика, что к вам в рай на своем самолете залетел, а части какой, сообщить не имею права: военная тайна.
— Ах, так это ты! — говорит святой апостол.
И начал тут выговаривать:
— Так зачем же в предел, недозволенный людям, вторгся? Ангела Господня крыло повредил?
— Да что поделать, — оправдывается душа, — я был тяжко ранен, а мой самолет вишь чего натворил. Да и ангел твой до чего неловкий, прямо беда!
— Суетный ты был человек, хоть и храбрый воин, — вздыхает святой Петр, — пойми, совсем это не порядок душу в облаках принимать: ангела Господня только смутил.