Целый день она трудилась, работа подходила к концу, ковер готов, и только похватало доделать лапу льву.
Час был поздний, да и от мелкой кропотливой работы глаза устали. И тут же у ковра она прилегла и задремала. А сон обманчив: коснулся ее век и улетел. Так лежала она, ворочаясь с боку на бок.
И чудится, подходит к ней лев: его правая лапа повисла обрубком. «Видишь, сказал он, я лев, а вынужден ходить па трех лапах! закончи мне лапу!» И так жалостно смотрит.
И она вдруг очнулась, а видно крепко заснула. Зажгла свет. И принялась за работу. И скоро у льва ошерстилась его правая лапа, только еще когти оставалось сделать. И как на грех, нет больше шерсти. Не откладывать же до утра. Взяла она что первое попало под руку, а это был золотой моток. И вышила льву золотые когти.
Ковер был закончен. И впрямь, царский ковер.
Она спокойно заснула. И спала до позднего часа.
Утро выдалось тихое. По небу ходили серые тучи, молча прогуливались. Тихо было и в комнате.
Она поднялась и подошла к ковру полюбоваться своей работой. В ее широко раскрытых глазах сверкнул ужас.
На ковре ничком лежали помятые цветы, была вытоптана трава, ветки поломаны, вместо ручья сырой песок. Лев стоял посреди все опустошившей бури, а у его ног растерзанные его лапой — баран, буйвол и сокол.
И она горько заплакала.
Во всем она обвиняла себя — загублено столько жизней! Она поняла и не оправдывалась. Для каждого живого существа есть мера силы: дать льву золотые когти, это сверх львиной меры. И не во льве вина. Ей отвечать за поступок льва.
И она не могла остановить слез.
Но и для слез есть мера: сверх выплаканных слез только раскаленный песок.
И зрение ее померкло.
Жалко стало льву слепую.
Что он наделал! И как поправить? Как сапоги, скинул он со своей лапы золотые когти. И вышел из ковра.
И не стыдясь — когда себя винишь, стыда уж нет — волоча правую лапу, пошел лев в пустыню.
В пустыне лев устроился в пещере жить одному.
Перед ним неустанно стояли погасшие глаза девушки. И мощью своего львиного сердца, живым огнем он освещал тьму — черные ямы ее глаз.
И свершилось.
Ктесифонская вышивальщица ковров, слепая нищая, однажды после своей слепой ночи, пробудясь, прозрела: так велика и жива была сила светящегося львиного сердца.
Она не знала что и думать: девять лет длилась ее темная и безнадежная ночь. И не диковинный ковер, над которым она когда-то трудилась для царя Ануширвана Справедливого, а ее, прозревшую, как диковинку, повели к царю.
Царь сказал ей:
— Отвечай!
И она рассказала как она мучилась и от слез ослепла.
— Твое жалостливое сердце, — сказал справедливый царь Ануширван, — твоя совесть и твоя кротость спасли тебя. Ступай!
И в тот час, как ослепшая прозрела, в пустыню к львиной пещере пришел буйвол и с ним баран, и прилетел сокол, а вслед за ними и буйволы, и бараны, и сокола.
И сказали льву;
— Выхоли!
И когда из пещеры показался лев, они низко поклонились ему — его милосердному жертвенному сердцу.
Лев понял: свершилось.
И увидел на своей правой бескоготной лапе львиные когти.
С той поры лев, царь пустыни, стал царем всех зверей.
ОЧКАТАЯ МЫШЬ
ила мышь в поле. Все у нее есть: и норка и сытный корм. Так бы и жить ей и радоваться и своему ржавому брюшку и вострым глазкам. Да кто это скажет, чего еще надо для полного счастья, чтобы сказать себе: «довольно».
И чего надо мыши, она и сама не знала: всего у нее вдоволь, а ей все не так; и из думы не выходит, что придумать, чего еще попробовать.
А как раз о ту пору открыла лиса лавку. Звери думали овощная, а оказалось, нет ни репы, ни моркови, ни заячьей капусты, а продаются очки, на всякий нос.
Скажут: что за вздор, откуда могли к лисе попасть в лапы очки? А было так: шел лесом недотёпа, нес из города короб со всяким товаром, и среди иголок и ниток, очки; зазевался, полкороба по дороге и посеял. «Не пропадать же добру», решила лиса, «подыму очки, тоже не грех, все равно брошено».
Много лес знает всяких лисьих приманок. Да только такое как очки — для певчих пичуг невидаль небывалая: расселись на ветках вокруг лисьей лавки и ждут что будет.
Прослышала мышь о лисьих очках.
— Не пройти ль, — думает, — к лисавочке, в очки посмотреть?
И пошла.
А у лисы на прилавке разложены, в глазах рябит, очки на очках, всех цветов: от розовых до перламутровых.
Мышь выбрала себе розовые.