— Все это верно, и такое с ним бывало, — усмехнулась девушка, — но зато Ванг-ки всегда был отзывчив и храбр: однажды, чтобы наказать злого волшебника, у которого томилась пленницей молодая принцесса, он не побоялся отрезать ему косу.
Эти слова были для Ванг-ки как жало. До краев переполнилось его сердце отвагой. Смело вышел он из своей засады, ухватил старика за косу, крепко намотал ее на кулак. А у того с перепугу глаза на лоб; не своим голосом, а долгим песьим воем, запросил пощады.
— Не режь мою косу, не позорь мою старость. Бери что хочешь, хоть полцарства отдам. А не то оставайся со мной, будем вместе царствовать.
— Ладно, — говорит Ванг-ки, — там видно будет.
Да за иглу, и пришил волшебника к цыновке, и руки, и ноги, и голову, старик и пальцем пошевельнуть не может.
Схватил тут Ванг-ки поскорее свое зеркальце, и только поднес к глазам, как за его спиной, слышит, кто-то смеется. Забыл Ванг-ки, совсем забыл, как ему девушка наказывала: «что ни увидишь, что ни услышишь, не прислушивайся и не оглядывайся». Обернулся Ванг-ки посмотреть, и в тот же миг все исчезло.
Нет ни дворца, ни девушки, ни волшебника старика. А лежит он у себя дома под смоковницей.
Никогда Ванг-ки не встречал солнца с такой тоской. В его волшебном зеркальце проплывали пурпуровые облака, те же что плыли над ним по небу. Как брошенный и всеми забытый камень лежал он. Шопот листвы не манил мечтой его сердце. Птицы перепархивали с ветки на ветку, кружились над ним и пели. Но душа его была наглухо закрыта для всякой радости.
Как ему искупить вину?
Мучась стыдом и раскаянием, задумал Ванг-ки бросить дом и идти искать девушку. Он узнает ее среди тысячи других, и пока не отыщет, не вернется домой.
Поручив духам Мынь-Шинь охранять двери своего жилья, горячо помолившись духам покровителям в пути, спрятал он за пазуху свое единственное сокровище — заветное зеркальце, и вышел в путь.
Высоко взбирался Ванг-ки туда, где горы в воздушных сиреневых чехлах. Не там ли стеклянный дворец, не распахнутся ли двери, не выйдет ли девушка со шкатулкой, не улыбнется ли ему как прежде?
А проходя озерами, не отрываясь, как когда-то в свое зеркальце, глядит он в прозрачную синеву: а вдруг там стеклянный дворец, раскроются двери и выйдет к нему девушка?
В лютые морозы шел он по тайге, где рыщут одни хищные чанги и нет следа человека. И в летний зной по горячим пескам; пылала земля неугасимой жаровней, а он все шел.
И кого ни встречал он на своем пути, всех расспрашивал о стеклянном царстве. На него смотрели подозрительным глазом: или недоброе что затеял, или рехнулся человек. А больше смеялись, случалось и поколачивали.
Но его желание найти стеклянное царство было ему как броня — жалели, смеялись, били, а он все шел вперед дорогой и бездорожьем.
Как-то под вечер очутился Ванг-ки в большом городе.
Меру своего пути и меру дней не помнит. И поблагодарил он духов, что оберегли от напасти и сохранили ему жизнь. А на милостыню, что подавали ему в дороге, принес он жертву покровительнице всех влюбленных, прекрасной Ненкин; ведь это любовь ворожила над ним: для любви нет преград и меры, она выше белых гор, а глубока, не дойти до дна.
Войдя в город, Ванг-ки очень удивился: вместо веселых огоньков и обычной вечерней толкотни, город был погружен во мрак. На его расспросы по ком это траур или что случилось, ему рассказали о прекрасной дочери правителя, доброй Люнь-хо: грустный загадочный случай.
Четвертая весна идет, как злыми чарами околдована Люнь-хо. Все сидит в своем дворце и не отрываясь смотрит в окно. Но не видит Люнь-хо белого света за окошком, не видит неба и улиц родного города. И чудится ей, что она в стеклянном дворце и нет ей выхода из ее темницы. Зеркальные стены, колеблясь, светят и угасают, и из их лучевых изломов возникали шестиглавые синие драконы и диковинные, с чешуйчатыми хвостами, оранжевые птицы. Моля о спасении, она прикасалась к ним своими тонкими пальцами. И эти диковинные птицы и драконы от ее прикосновения переливались самоцветными огнями, и тихо звеня, влекли ее по стеклянному царству с горы на гору среди ослепительных ручьев и водопадов. И не в силах Люнь-хо освободиться из волшебного плена.
Напрасно каждый вечер собиралась вся семья и с дымом ладана возносили молитвы. По ночам в саду перед дворцом правителя подымали неистовый шум — разогнать злую нечисть: гудела под ударами свиная толстая кожа барабанов, звенели гонги, все напрасно. Серебряный дождь фейерверков не мог озарить печаль, и треск хлопушек не отпугивал темных духов.
А сколько подвигов совершили знатные принцы, чтобы снять чары с прекрасной Люнь-хо, но никакие жертвы и ничья доблесть не могли победить заклятия. В отчаянии отец обещал отдать несчастную Люнь-хо в жены тому, кто ее вылечит, будь то даже простой кули.