Они летели над горами. А под утесом, видят, юрта. Спустились отдохнуть. И слышат стон.
Юрта им помахала космой:
— Входите, не испугайте.
И они тихонько вошли.
В юрте на лавке сидела больная. Она не плакала: ее слезы до слезинки давно сожглись — край человеческого горя.
Воробей заглянул и полетел: воробей торопился в Тибет.
А голубь остался: не мог примириться, что нельзя помочь.
В юрту вошла старуха — седая горная мать. Она вырвала у себя из космы единственный золотой волос и прикоснулась к чистым, как озеро, уходящим из мира глазам — и золотой волос на ее глазах поседел.
Подняв костлявые руки, не глядя, она пошла из юрты: ее чары бессильны.
И тогда из угла, копошась, поднялось: это была одна-нога-одна-рука. Нога наступила на ноги больной, и в тот же миг рука вцепилась в горло.
В юрте все затаилось.
Три лопатые остренькие рожицы сунулись по углам, искали душу. А душа улетела.
Полетел и голубь, унося, как память, стон.
Голубь летел не в Тибет, а домой, горькуя.
А тут и воробей вернулся — он видел Далай-Ламу.
— Дни и ночи слушал я молитвы! — чирикал воробей, подражая голосу тибетских лам.
ОСА И ЛАСТОЧКА
ыло время, когда и оса была птицей, а ласточка ей родная сестра.
Пожалела ласточка: — Как хорошо в Божьем мире, а умирают люди — сколько разлучных слез — в темь ночи безответно бродят усталыми глазами!
И летит ласточка на тот цветок, из которого родятся чистые души. И с живой водой возвращается на землю: не дождем, а живой водой оросит обреченных смерти.
Ей навстречу оса с уносящей в забытье раздольной песней. Не посторонились сестры, не уступили друг другу дорогу: одна несет бессмертие, другая забвение.
И оса-птица злобно клюнула сестру. И полетела, но уже не птицей, а докучной осой.
Вскрикнула от боли ласточка, широко открыла клюв, и живая вода разлилась по земле.
Там, где упала живая капля, ничто не стареет, не умирает — зелено и в юную весну и в зимние туманы.
Ты видишь, почему зеленый кедр, почему зеленый мох, почему зеленая сосна. А оса — моя бедная певунья! твои о забвении песни забыты, ты только невнятно жужжишь.
ТЕАТР ДЛЯ ДЕТЕЙ
КАК ХИТРАЯ ЛИСА САМА СЕБЯ ПЕРЕХИТРИЛА
В лесу. Небольшая лужайка. Сумерки — кудлатые образины — выглядывают из-за кустов.
Лиса и Заяц. Заяц в красном берете и в синих бархатных штанах на помочах.
Лиса Зайцу
Где твой брат?
Заяц
Он только что тут был.
Лиса
И прекрасно. Ты будешь мне свидетель: когда мы встретились, брат был с тобой.
Заяц рассеянно
Да, да. — Убегает за кусты.
Лиса потирая себе лапы
Ну и чудесно. Такой свидетель! — смеется.
Заяц возвращается; взволнованно
Как странно! где мой брат?
Лиса успокаивая
Если был, то и найдется. А теперь идем к Медведю. И так запаздываем!
В глубине леса, полянка. На пне сидит Медведь. Вокруг звери, на ветках птицы. Светит луна.
Медведь увидя Лису и Зайца
Вот и отлично, все на лицо. — Зайцу: А где придворный брадобрей — твой брат?
Лиса выступая вперед, отвешивает Медведю поклон
Зайчишка мне свидетель: когда я его встретила, его брат был с ним.
Заяц ища глазами брата
Да, да, конечно. Но куда он исчез?
Медведь повыся голос, к зверям
Теперь спокойствие. Мы собрались, чтобы обсудить ряд важных вопросов.
Лиса в судейской шапочке, звонит в колокольчик
Тише, не шумите!
Медведь
Как вам известно, сгорела оленья пуща. К нам сбежалось столько всякого народу, разместить их — нелегкая задача. А главное: соседство не всегда приятное. — Подумав: А для некоторых И не безопасно. — Берет со стола кувшин с ежевикой и принимается за ягоды. Сороке — она в поварской шапке, под крылом суповая ложка: Хорошо бы, мать, сварить варенье, пока ягода еще крупная.
Сорока кланяясь
Беспременно.
Волк в лапах перо и бумага, читает врастяжку
Лисиц забеглых…
Лисы возмущенно
Сам ты беглый!
Волк поперхнулся
To-есть гостей трое. Зайцев…
Медведь
Лисиц ко мне — в мой зимний сад. — про себя: Будет меньше в лесу плутней.