Эльдар замолчал, озадаченный тенью горькой улыбки на губах собрата.
- Её сердце – не в моих ладонях, делло. Ты ошибаешься.
- Я ошибаюсь?.. Тогда что ты делаешь с самим собой? С собой-то ты – зачем?!.
Улыбка погасла на помертвевшем лице. Нолдор отвернулся.
- Мои проблемы – это только мои проблемы, делло… - тихо ответил он.
***
После ухода в Благословенный Край – уже перед самой Войной – Теора и Эллеона, в эльфийском отряде эльфов осталось всего трое: Амрод, Беарнас и Мэлнор. Вирэт никогда не спрашивала, что удерживает их до сих пор в мире Людей. Из бесед с нолдором поняла, что не будет очень радостной встреча его с родичами даже в Валиноре. Может, это только казалось его замкнувшейся в одиночестве душе? Он привык терять, смирился с этим. Поняла Вирэт и причину, по которой не ушёл Беарнас вместе со Славуром: он уже и сам пугался своей привязанности к предводителю отряда. Возможно, что Славур и не знал этого - никто во всём мире не умел скрывать свои чувства лучше принца-изгоя. Сколько помнила Вирэт, Беарнас всегда был молчаливо-обособлен и ровен со всеми, готовый шагнуть глубже в тень от первого неприязненного жеста. Непритязательным он был и в отношениях со Славуром. Быть может, она заняла его место у ног Учителя? Но ни малейшей ревности, огорчения или обиды никогда не мелькало в грустных глубоких глазах Беарнаса… К тому же, в отличие от Мэлнора и Амрода, Валинор не был родиной нолдора. Он родился в Средиземье, в Лориэне и корнями души уходил в его леса и озёра, долгое время жил там в полном одиночестве и охотнее всего говорил именно о Лориэне, о его тишине, звёздных заводях и иссечённых солнечными лучами изумрудных дебрях. Лориэн же дал Беарнасу дивное умение целительства душ. Но об этом узнала Вирэт уже позднее… И ещё она чувствовала, что нолдор боялся быть странным и в Краю Вечного Веселия. «Самые подходящие чертоги в Валиноре будут для меня в обителях Мандоса», - мрачно отшутился Беарнас, когда Сэйлор воскликнул уже на сходнях корабля: «Идём приготовить вам чертоги в Амане!»
Но, как ни странно звучит, больше всех Сумеречного Эльфа любил солнечный Амрод. Он редко понимал Беарнаса умом и духом, но чутким сердцем умел находить верную тактику поведения и лучше всех влиять на поступки нолдора. И хотя Амрод был особенно заинтересован в том, чтобы вернуться в горячо любимый им Валинор (с предпоследним отрядом эльдары отправили в Заморье своих женщин, а с ними уплыли мать и жена Амрода), он оставался в Средиземье с Беарнасом, хорошо понимая – без него тот не соберётся в Аман никогда… А ради Амрода не трогался к морю и его побратим из народа эльфов-тэлери. В день чудовищной резни в Альквалондэ Мэлнор потерял всю свою семью. Полубезумный, шёл он по скользким от крови пирсам, перешагивая через тела погибших сородичей, и проклинал судьбу, не приведшую ему быть в гаванях во время сражения. А потом наткнулся на своего сына… Меч оставался в ножнах молодого тэлери, незамаранный ничьей кровью, - юноша не доставал его, не хотел, не верил… С телом сына на руках пришёл Мэлнор в Валимар к престолу Манвэ, требуя отмщения Эру за кровь своих детей. Тогда и увидел его Амрод из народа ваниаров, живущих на северо-западе Амана, случившийся в этот день в Тирионе. Горе Мэлнора тронуло его сердце. Он с трепетом слушал слова Короля Мира, призывающего тэлери не браться за оружие ради мести и не возгараться ненавистью, потому что Путь Нолдоров отныне сам по себе стал для безумцев проклятьем и карой, причём такой страшной и горькой, что сам Враг не придумал бы страшнее… Мэлнор выслушал, понял и содрогнулся; помрачение отошло от его души, но он просил Манвэ дать ему возможность увидеть собственными глазами, как всё это сбудется, ибо скорбь его была велика и горек удел возвращаться в кровавые гавани. И Амрод пошёл вместе с ним в Средиземье, потому что полюбил его, и они дали друг другу клятву побратимов, чтобы никогда не разлучаться. Особый же дар получил Мэлнор от Манвэ: читать в сердцах нолдоров, чтобы видно стало тэлери действие кары, как и просил тот, но предсказал Владыка, что если хоть к одному проклятому потомку Феанора смягчится и потянется сердце Мэлнора, в тот день утратят и все тэлери свою крепчайшую непримиримость к нолдорам и откроется возможность для возвращения изгнанников в Валинор с миром.
И именно Мэлнор первый высказался за принятие в отряд калаквенди нолдора Беарнаса после того, как рассказал Славур о пути и судьбе принца-изгоя.
Мэлнор не женился больше, хотя из намека Амрода поняла Вирэт, что сердце менестреля всё же несвободно, и, видимо, были и у него причины стремиться в Благословенный Край.
И только Беарнас, гонимый своим роком, оставался одиноким всю жизнь, ибо девушка, которую он любил, отреклась от него, и больше сердце своё нолдор не отдал никому. Ему удалось пронести его через всю жизнь осиянным высочайшей чистотой и целомудрием и полным горячего сострадания и трогательной ранимости на зло. Дивной неземной красотой и величием духа благоухали потому Сказки его земных странствий, не столько прошедшие перед чуткими очами рассказчика, сколько осветленные и облагороженные его золотым сердцем. Он понимал речи животных и растений, а они слышали и слушались его. Вирэт всегда поражалась, какую сказку мог создавать из вечернего леса Беарнас. Откуда брались мириады светлячков, звездопадом усыпающие кроны деревьев и траву полян? Казалось, прямо из воздуха брал эльф огромных бабочек, чтобы украсить ими волосы девушки, когда рассказывал ей Сказку о Королеве Лета. И в самое подходящее время выходили из леса по его немому зову то олени, то лисицы, то ещё какое-нибудь лесное чудо, - очередной персонаж очередной Сказки Леса или Сказки Странствий… И Вирэт забывала в эти дивные часы свою неизбывную скорбь и тоску, мучительные, глупые и неотвязные мысли о красоте эльфийских дев и собственной безнадежно-скромной - в сравнении с ними - внешности, о том потрясении, когда впервые осознала, какова истинная природа её привязанности к Славуру… Только гораздо позднее поняла Вирэт, что делал с её больной душою и какое чудо сотворил с нею Беарнас. Доверчивость и нежность, пожизненная тяга души её к обретению родного любящего существа превратили Вирэт снова в хрупкую большеглазую девочку - гадкого утёнка с прекрасным и ранимым сердцем, и почти верила уже она сама, что было у неё не два брата, а три, - и третий выжил чудом и наконец-то нашёл её после стольких лет горьких и скорбных скитаний! Это была их сказка, их двоих, и ничего не могли поделать со словно впадшими в детство или умопомешательство друзьями глаза Амрода, - то понимающие, то страдающие и безнадёжно-горькие…
Чаще всего к утру Вирэт начинала переходить из Сказки Странствий в сказку сна, не менее чарующую, - глаза её слипались, нос утыкался в плечо Беарнаса, эльф укутывал её своим плащом и, обняв, как ребёнка, брал на колени; тихо поводил рукой, отправляя восвояси зверей, гася фонарики светлячков; откинув голову на древесный ствол, отрешённо смотрел в бездонное предрассветное небо; не нуждаясь как и все эльфы в частом сне, медленные тягучие предутренние часы в тихом трансе-любовании растворялся взглядом в капельках мельчайшего жемчужного тумана, в полёте сквозь вечность раскинутых крыльев-ветвей вековых ясеней, в таянии росинок-звёзд на бледнеющем небосклоне… И тогда открытого обнажённого сердца его касался бережно-тихий, безнадёжно-страдающий шёпот-стон любящего сердца Амрода:
«Брат, пощади себя!.. Твоё сердце итак уже как рваная рана!..»
«Я счастлив, делло!.. за много лет – впервые…Я счастлив… поверь!..»
«Ты счастлив, безумец?.. Твоя кровь стекает на мои руки… Возьми мои силы!… выстой, освободись, брат мой!..»
Но Беарнас тихо качает головой. Тень горестной улыбки на его губах – той, что никогда не мог понять ваниар: «Уже скоро, делло… скоро рассвет… И всё кончится… Дай же мне теперь… ещё хоть мгновение…»
… Он вылечил её. В то утро, когда поняла Вирэт, что покинула её душу чудовищная безумная тоска, оставив после себя только печальный неизгладимый рубец в памяти, - в то утро ушли в ласковое прошлое ночные сказки, полные ладони светлячков и её по-детски беспомощная и наивная доверчивость к чудесам…
Реальность вошла в её выздоровевшую душу желанием жить заботами дня. Тягостна и мучительна бесконечная чарующая прелесть эльфийской печали для человеческой души. Бессмертие и невозможность забыть пережитое и выстраданное за многие тысячелетия – скорбный безысходный груз вечно болящей памяти, а отрада и целительный покой для изнемогающей от тяжести бесчисленных лет эльфийской души возможны лишь под благословенной сенью Валар в Валиноре.