Отец обнял меня и сказал: «Видишь, сын мой, я все это приготовил тебе на дорогу. Оружие это твое; это то же, которым когда-то снабдил меня дедушка, когда я отправлялся на чужбину. Я знаю, ты умеешь управлять им; но, помни мой совет, употребляй его лишь в тех случаях, если нападут на тебя. Состояние мое невелико. Я разделил его на три части: одна тебе, другая останется мне, третья — это неприкосновенное имущество, запас на черный день».
Так говорил старик и слезы выступили у него на глазах: может быть, он предчувствовал, что нам не суждено было видеться.
Путешествие прошло благополучно; мы скоро прибыли в страну франка и шесть дней спустя въезжали в Париж. Спутник мой нанял мне комнату и советовал осторожнее обращаться с деньгами. Я жил три года в городе, выучился в это время всему, что до́лжно знать хорошему врачу, но было бы ложью сказать, что я охотно остался бы в стране.
Обычаи этого народа мне совсем не нравились, да и друзей там было у меня немного.
Наконец, тоска по родине овладела мною; я все это время не имел известий от отца и с радостью воспользовался первым удобным случаем добраться до дома. Как раз франки посылали из своей земли посольство Высокой Порте; я зачислился врачом при посольстве и благополучно прибыл в Стамбул. Но что же я там нашел? Дом отца стоял заколоченный; соседи удивленно смотрели на меня и сообщили, что отец мой умер уже месяца два тому назад. Тот священник, который обучал меня в юности, тоже пришел и принес ключ от дома. Как пусто, как печально было все внутри! Я обошел весь дом, все было в том порядке, как оставил отец, только нигде не оказалось того золота, которое он хотел оставить. Я обратился к священнику; тот поклонился и ответил: «Твой отец был святой человек! Он все деньги оставил церкви». Мне это показалось странным, но что было делать? Хорошо еще, что оставались мне дом и товары отца. То было первое постигшее меня горе. Затем последовал удар за ударом. Я не решался объявить себя врачом; мне стыдно было самому кричать о себе; будь отец жив, он бы ввел меня в богатые и знатные дома, а теперь никто слышать обо мне не хотел. Да и товары отца плохо сбывались; покупатели уже разбрелись, а новых сразу трудно было приобрести. Как-то раз сидел я и думал свои печальные думы, как вдруг вспомнил, что нередко во Франции встречал людей своего племени, которые ходили с товаром по рынкам и площадям. Я даже вспомнил, что у них охотно покупают и что можно таким образом порядочно нажить. Я раздумывал не долго, продал отцовский дом, отдал другу на хранение часть вырученных денег, а на остальные накупил того, что во Франции считается редкостью: шалей, шелковых тканей, всяких мазей и душистых масел, взял себе место на корабле и предпринял таким образом второе путешествие во Францию. Как только Дарданеллы остались за спиной, счастье снова стало мне благоприятствовать. Я побывал во многих городах и всюду торговал с прибылью. Друг мой в Стамбуле постоянно высылал мне новые товары и я богател с каждым днем. Наконец, я накопил, как мне казалось, достаточно для более крупного предприятия и с своим товаром переехал в Италию. Должен, однако, сознаться, что благосостояния я достиг не одною торговлею: мне тут много помогло врачебное искусство. Обыкновенно при приезде в город я вывешивал объявление, что приехал-де известный греческий врач, исцеливший многих. И надо отдать справедливость, что мой бальзам и другие снадобья имели значительный успех.
Так прибыл я во Флоренцию. Я располагал остаться там подольше, прежде всего потому, что мне там нравилось, а частью потому, что хотелось отдохнуть от долгих скитаний. Я нанял себе лавочку в квартале Св. Креста, а поблизости две прелестных комнатки с балконом. Как водится, я разослал о себе объявления. Не успел я открыть торговли, как покупатели отовсюду стали стекаться ко мне. Даже относительно высокая цена моих товаров никого не останавливала; находили меня приветливым и любезным и все шли ко мне. Я уж с неделю как жил во Флоренции, когда раз, по обыкновению, приводя в порядок свои баночки перед тем как закрыть лавку на ночь, я нашел записочку. Я было совсем забыл о ней. В записочке меня приглашали явиться ровно в двенадцать часов ночи на Ponte Vecchio, один из мостов города. Я долго недоумевал, кто бы мог меня туда звать, так как знакомых во Флоренции у меня не было. Потом я решил, что меня хотят везти к какому-нибудь таинственному больному, что уже не раз случалось. Как бы то ни было, я решил идти, но из предосторожности захватил с собою саблю.
Около полуночи я стоял на Ponte Vecchio. На мосту никого не оказалось. Я стал ждать. Ночь была холодна, месяц ярко светил. Я невольно залюбовался на волны Арно, тихо мерцавшие при лунном свете. Вдруг на колокольне где-то пробило двенадцать… Я поднял голову; предо мною стоял человек, плотно укутанный в ярко-красный плащ.