У носа корабля висел длинный канат. Мы принялись грести и руками и ногами, чтобы подъехать к нему. Нам посчастливилось поймать канат. Я громко крикнул, но на корабле по-прежнему было тихо. Тогда мы стали подниматься; я, как младший, впереди.
Но, о, ужас! Какое зрелище представилось мне, когда я вступил на палубу! Весь пол был залит кровью, от двадцати до тридцати трупов в турецкой одежде лежали распростертыми на земле; у средней мачты стоял человек в богатой одежде, с саблею в руках. Лицо его было бледно и искажено страданием, во лбу торчал большой гвоздь, которым он был пригвожден к мачте: он тоже был мертв. Ужас приковал меня к месту, я едва смел дышать.
Тем временем подоспел мой спутник. Его тоже ошеломил вид ужасного побоища. Но что было делать? Мы усердно помолились пророку и двинулись вперед. Мы шли по палубе и оглядывались, нет ли чего нового, чего нибудь еще более страшного. Все оставалось по-прежнему. Ни тут, ни там ничего живого, одни мы и безбрежное море! Мы не смели даже громко говорить из боязни, что тот у мачты обратит на нас свой неподвижный взор, или что который нибудь из убитых повернет к нам голову. Так дошли мы до лестницы вниз, в каюты. Тут мы невольно остановились и переглянулись. Никто не решался первый высказать своих мыслей.
— «Господин мой», — сказал верный слуга, — «здесь произошло что-то ужасное. Но, будь корабль внизу полон убийц, я лучше доварюсь им, чем оставаться здесь среди трупов». Я был того же мнения и потому мы собрались с духом и спустились в каюту. И там было безмолвно как в могиле и шаги наши глухо отдавались по лестнице. Мы остановились у дверей каюты. Я приложил ухо к двери: ни звука. Я открыл дверь. Странный вид представляло помещение. Все было разбросано: одежда, оружие, всевозможная утварь валялись в перемежку. Ничего не было на месте. Экипаж, или, по крайней мере, капитан, вероятно, недавно пировали тут, судя по остаткам убранства. Мы обошли все каюты, все закоулки; всюду были сложены богатые запасы шелковых тканей, жемчуга, сахара и пр. и пр. Я был страшно доволен, так как полагал, что раз на корабле никого нет, я свободно могу себе присвоить оставшееся добро. Ибрагим нисколько разочаровал меня, напомнив, что земля, по-видимому, еще очень далеко и что одним без посторонней помощи вряд ли удастся нам добраться до нее.
Мы подкрепили себя пищею и напитками, которые нашли в изобилии, потом снова поднялись на палубу. Но тут у нас мороз по коже пошел при виде трупов. Мы решили избавиться от них. Не тут-то было! Невозможно было сдвинуть их с места. Они лежали как прикованные к палубе; пришлось бы доски вырубать, чтобы их сбросить в море, а для этого у нас инструментов не было под рукою. Капитана тоже оказалось невозможным оторвать от мачты; даже саблю нельзя было вынуть из окоченевшей руки. День прошел в печальном обсуждении нашего положения. Когда настала ночь, я разрешил Ибрагиму лечь спать, а сам решил караулить на палубе, не подвернется ли какое-нибудь средство спасения. Но когда взошел месяц и я по звездам рассчитал, что наступил одиннадцатый час, меня стало так непреодолимо клонить ко сну, что я невольно растянулся за бочкою, стоявшею тут же на палубе. Положим, то был скорее не сон, а какое-то оцепенение; я все время ясно слышал, как волны хлестали о бок корабля, а паруса трещали и свистели надо мною. Вдруг послышались мне как бы голоса и шум шагов на палубе. Я хотел вскочить, но неведомая сила сковала мои члены; я даже глаз не мог открыть. Голоса раздавались все яснее; шаги звучали громче; казалось, что весь корабельный экипаж беззаботно двигался по палубе. Порою до меня долетал резкий голос командующего; я слышал ясно, как скрипели канаты и натягивались паруса. Потом я стал постепенно терять сознание и, наконец, крепко заснул. Лишь сквозь сон, напоследок, почудился мне лязг оружия, а проснулся я когда уже солнце высоко стояло на небе и лучи его нестерпимо жгли мне лицо. Я озирался с удивлением. Буря, корабль призрак, все, что я слышал ночью — все это мне казалось сном. Однако когда осмотрелся, я убедился, что все по вчерашнему. Так же неподвижно лежали трупы, так же неподвижно стоял капитан у своей мачты. Я посмеялся над своим пылким воображением и спокойно пошел разыскивать старика Ибрагима.