— Ноги от шеи? — изумилась Анфиса. — Бедняга! А туловище? У нее есть туловище?
— Туловище? — на секунду задумался принц, но, поняв, что попался на эту дешевую удочку, беззлобно рассмеялся:
— 1:0 в твою пользу. Моя убогая невеста явно проигрывает по сравнению с твоим качком. Ты мне его покажешь? Жутко хочется посмотреть на человека такой неимоверной ширины!
— Да, — согласилась принцесса, — у этого бедняги все время были проблемы. В дверь он проходил только боком. Что поделать, фигура такая! Легче перепрыгнуть, чем обойти…
Разговор принимал все более мирные формы.
— А что это ты плетешь? — поинтересовался принц.
— Да так, хобби. Кофту своему брату.
— У тебя есть братья? — изумился принц, пытаясь унять разбушевавшуюся фантазию. Кошмар предполагаемых лиц навел на него ужас.
Но принцесса спокойно ответила:
— Есть. Причем предостаточно. Тринадцать штук. И последние одиннадцать имеют слабость к подобным душегрейкам.
— Странный вкус. А хочешь, я тебе помогу?
— Поддержишь морально?
— Ну зачем? Ведь это же макраме. Я даже знаю целый узел. Нет, бантик. У него еще имя женское. Смотри.
И, взяв плетение, Филипп достаточно ловко свернул в центре красивый узор.
— «Жозефина», — заключила Анфиса. — Жуткая экономия времени.
— Ты торопишься?
— Да. Ведь ты, гляжу, уже целоваться намылился.
— Я?! — изумился Филипп, впервые, наверно, за всю свою грешную жизнь ощутив себя непорочным младенцем. Самое интересное, что он и в мыслях не держал ничего подобного.
«Что со мной? — встревоженно подумал принц. — Уж не заболел ли?» И действительно. Ведь ему уже двадцать пять, а он разговаривал с этой насмешливой девицей как пятнадцатилетний пацан: узелки плел, про братиков расспрашивал. Вместо того чтобы повалить на траву и…
Облизнув губы, принц придвинулся поближе к Анфисе и спросил улыбаясь:
— А что, поцелуй для тебя как гудок на заводе — рабочий день окончен?
Анфиса скептически оглядела улыбающегося принца и сказала:
— Занялся бы ты лучше делом. На, потки́.
С этими словами она сунула ему в руки связку крапивы.
— Ты что, обалдела?! — заорал принц. — Она же жжется!
— А ты думал! Это тебе не глазки строить.
— Нужна ты мне! — буркнул принц, облизывая обожженные пальцы. — Тоже мне принцесса!
— И принцесса! — рявкнула Анфиса. — На себя посмотри!
— В смысле?
— В смысле — вылитый принц. Знавала я одного такого. Натурщиком работает. Тоже все улыбается.
— Как же он: принц — и работает?
— А что? Не всю ж жизнь ему в ту́никах ходить.
— В чем?
— Не в чем, а в ком. В тунеядцах, господи! Ты прям как на ветке живешь.
— На ветке? — Филипп задумался. — Ботаник, да?
— Нет, люмпен, — поправила Анфиса. — Или пожарник. Одним словом — Алеша.
Филипп внимательно вгляделся в ее лицо:
— Слушай, Матильда, голову даю на отсечение…
— Судя по наличию этого кочана на твоих плечах, ты еще ни разу не проигрывал, — перебила Анфиса.
— Да и в этот раз не собираюсь. Я просто знаю: ты не из нашего королевства!
— Обидно, конечно, но твой кочан, похоже, опять останется при тебе. Черт меня понес в ваше дурацкое Средневековье. Жила бы себе спокойно. Нет, желтая вода в голову ударила — полетели! Ну и что? Этот козел так и не приехал!
— Да, — согласился принц, — и моя коза что-то запаздывает. Хотя странно, с такими ногами… Останусь я, видно, холостяком.
На небе уже загорались первые звезды, а Филипп все сидел под березой рядом с Анфисой. Она рассказывала ему удивительную многосерийную историю про одного разведчика с тремя фамилиями: Штирлиц, Исаев и Тихонов.
А еще у него было трое друзей: неразлучные поп, еврей и беременная женщина. Подобные невероятные истории принцу еще слышать не приходилось. Эти закадычные друзья приносили разведчику массу неприятностей. Поп постоянно на лыжах уходил за границу, еврей бегал по зоопаркам, а про женщину и говорить нечего. За странное пристрастие к беременности в широких кругах ее именовали не иначе как родистка Кэт. В общем, такие агенты — обнять и разрыдаться.
Филипп с интересом слушал ее, но одна мысль не давала ему покоя: кто эта загадочная девица со столь отталкивающей внешностью и столь же притягательными манерами? Несмотря на наряд, для простой крестьянки она, пожалуй, слишком эрудированна. Но еще меньше она походила на придворных барышень с их жеманными манерами и похотливыми взглядами. Она была еще совсем девочкой и выражала свои мысли по-детски наивно и глупо. Но тут же сквозь простые слова прорывались женская мудрость и цепкая хватка насмешницы. Одновременно ей удавалось быть циничной и полной романтики, грубой и до очарования нежной. Но главное — в ней не было ни капли кокетства. Филипп, известный всему королевству не иначе как Казанова, был для нее лишь случайным собеседником, каких в жизни встречаются тысячи. Тысячи! Принца приводила в дрожь одна мысль о том, что как мужчина он значит для этой девчонки не больше, чем тот плюшевый медведь, таращившийся на него из темноты пластмассовыми глазами.