— Ну, и ладно, не хотите сушить волосы, ходите с мокрыми! — крикнула женщина и вышла из комнаты, направляясь вниз.
Мирцелла приоткрыла дверь и осторожно прошла мимо странного предмета, ступая на цыпочках, и метнулась вслед за Глашей. Подальше из этой ужасной комнаты, где столько страшных предметов!
Внизу лестницы они столкнулись с Филиппом и уставились, разглядывая друг друга. Филипп был одет в коричневые брюки, которые он заправил в свои прежние высокие сапоги, сверху шоколадного цвета рубашка с множеством мелких круглых вещиц, как на брюках у Мирцеллы. Принцесса протянула руку, трогая маленькие кружочки.
— Глаша сказала, что это пуговицы, — важно ответил король.
— Пуговицы? — удивилась Мирцелла. — Очень удобно, я тебе скажу. А у меня тоже кое-что новое, но показать тебе не могу.
— Да я итак вижу, — сказал Филипп, проводя рукой по блузке, под которой было видно загадочный кружевной лифчик.
— А внизу у меня нет панталон, — шёпотом на ухо королю произнесла Мирцелла, и Филипп удивлённо посмотрел на неё.
— А что у тебя там?
— Трусы, — захихикала принцесса.
Брови короля поползли вверх:
— Чертовщина какая-то, — буркнул он, и вытянув руку, подал её принцессе. Та присела в реверансе и положила сверху свою. Так они и вошли в столовую с вытянутыми вперёд руками.
Глава 17. Помолвка
Геннадий Васильевич наблюдал, как в столовую входит его приемная дочь, ступая как королева. Ее руку крепко сжимал парень, высокого роста, атлетически сложенный и красавец, что тут говорить. Пара вошла, опустила руки, что держали перед собой, и Полина присела в реверансе, а парень щелкнул каблуками сапог и сделал поклон.
— Что за цирк? – удивился отчим, вставая из—за стола и направляясь к будущему зятю и дочери. И сам невольно сделал поклон, и щелкнул домашними тапочками. Чертыхнулся про себя и встал, сложив руки на груди, разглядывая Филиппа.
— Ну, будем знакомы? Марк, как вас там по батюшке? — строго спросил отчим.
— Мой отец Эдмунт второй, – начал парень и получил болезненный тычок в бок от Мирцеллы. Король недоуменно посмотрел на свою пару и тяжело вздохнул.
— Молодец, — улыбнулся Геннадий Васильевич – Женщины! Их надо терпеть и терпеливо любить! Прошу к столу, – указал он на высокие стулья. — Как говорится, чем богаты, — развел руками отчим.
В столовую вошла мама Полины, неся большое блюдо с жареным картофелем и мясом. На столе стояла ваза с фруктами, блюдо с нарезкой сыра и мяса, странные маленькие тарелочки с красными шариками сверху. Отчим взял со стола бутылку и открыл, сделав хлопок, отчего Мирцелла вздрогнула. Разлил напиток в высокие хрустальные бокалы.
— Давно мечтал увидеть того, кто станет моим зятем, — сказал довольный отчим.
— Может, Марк не собирается делать нашей дочери предложение? А ты Гена сразу пугаешь мальчика.
— Как не собирается? – грозно свел брови Геннадий и Мирцелла быстро ответила.
— Собирается, собирается, не переживай, э-э-э папа… — и снова ткнула в бок Филиппа, отчего он поморщился. Бок уже болел от ее острых локтей.
— Да, да, собираюсь, — ответил король и встал из-за стола. Подошел к Мирцелле, встал на одно колено и снял со своей руки золотой перстень с изумрудом. Протянул ей и надел на тоненький пальчик:
— Я люблю тебя, моя дорогая принцесса! Несмотря на то, что ты дочь ненавистного мне короля Колодезя и между нашими королевствами нет особого мира. Но наш брак укрепит эти отношения, и будем мы жить, как самые дружные соседи. Ты с самого детства была мне как луч солнца, как самая красивая роза в моем саду. Прошу твоего отца дать нам благословение и пожелать нам счастливой жизни вдвоем.
— О каком колодце идет речь? – тихо спросила мать Полины, но Геннадий Васильевич шикнул на нее и встал из-за стола.
— Благословляю вас дети мои, — вспомнил отчим не к месту попа в церкви и так вошел в роль, что начал чуть ли не молитву читать. — Да благословен будет ваш путь и ваш союз, отблагодарит он вас детьми и счастьем земным.
— Аминь, — прошептала мать Полины, и Филипп с Мирцеллой повторили это заклятие.
— Как трогательно, — утирая платочком глаза, мать подошла и поцеловала в щеку жениха и обняла дочь. За столом Филипп с Мирцеллой сидели и молча смотрели на девственно чистые тарелки.