Одиночество и отчаяние были куда сильнее, чем в тот день, когда он вплотную подошел к разгадке дела об убийстве Грея. Без аппетита Монк съел принесенный миссис Уорли завтрак, точнее, ограничился лишь двумя тостами и кусочком бекона. Он еще сидел, бессмысленно уставившись в тарелку, когда раздался энергичный стук в дверь и в комнату, не дожидаясь разрешения, вошел Ивэн. Он посмотрел на Монка и сел напротив. Лицо его было исполнено тревоги и сочувствия, но он не произнес ни слова.
— Ну, хватит пялиться! — резко сказал Монк. — Я пока еще жив. На свете есть много других занятий, кроме полицейской службы, даже для меня.
Ивэн ничего не ответил.
— Вы арестовали Персиваля? — спросил Монк.
— Нет. Он послал Тарранта.
Монк кисло улыбнулся.
— Наверно, боялся, что вы тоже откажетесь. Дурак!
Ивэн поморщился.
— Извините, — торопливо добавил Монк. — Но ваша отставка никому бы не помогла: ни Персивалю, ни мне.
— Да, наверное, — грустно согласился Ивэн, но глаза по-прежнему смотрели виновато. Монк часто забывал, насколько молод его помощник. Сын сельского священника, Ивэн одевался строго и со вкусом, а за его безупречной вежливостью скрывалась внутренняя уверенность, которой сам Монк никогда в себе не ощущал. Ивэн был более чувствительным и менее резким в суждениях, но в поведении его всегда присутствовала некая изящная легкость; он ведь как-никак происходил из мелкого дворянства, о чем всегда помнил в глубине души. — Что вы теперь собираетесь делать? Знаете, что пишут в утренних газетах?
— Представляю, — сказал Монк. — Всеобщее ликование, надо полагать. Министерство поздравляет полицию, аристократы радуются, что единственная их вина в том, что они приняли на службу плохого лакея, ну да с кем не бывает! — Монк слышал, что голос его исполнен горечи, и ненавидел себя за то, что не может справиться с собственными эмоциями. — Подозрение с семейства Мюидоров снято. Публика снова может спать спокойно.
— Почти угадали, — с легкой гримаской согласился Ивэн. — В «Таймс» длинная передовица об эффективности новой полиции, сумевшей распутать сложнейшее дело и раскрыть преступление, совершенное в доме одного из самых выдающихся людей Лондона. Имя Ранкорна упоминается несколько раз, словно это он вел расследование, а про вас — ни слова. — Он пожал плечами. — Обо мне — тем более.
Впервые за сегодняшнее утро Монк улыбнулся. Наивность Ивэна его умиляла.
— Еще газеты выражают сожаление относительно растущей распущенности рабочего класса, — продолжал Ивэн. — Предсказывают расшатывание устоев общества и забвение христианской морали.
— Естественно, — едко заметил Монк. — Обычное дело. Я подозреваю, что кто-то пишет такие статьи впрок целыми пачками и отдает в печать, как только подвернется подходящий случай. Что еще? Хоть одна газета задается вопросом, действительно ли виновен Персиваль?
— Я не видел ничего похожего. Все требуют, чтобы его повесили, — с несчастным видом сообщил Ивэн. — Кажется, все вокруг испытывают огромное облегчение, все счастливы, что дело наконец распутано и закрыто. Уличные краснобаи уже распевают баллады на эту тему. Я послушал одного на Тоттнем-Корт-роуд. — Речь Ивэна оставалась гладкой, но интонации все равно выдавали его волнение. — Довольно мрачная песнь, вдобавок не имеющая ничего общего с действительным положением дел. Всего за два пенни: соблазнитель в ливрее и невинная вдова, захватившая в спальню кухонный нож с тем, чтобы защитить свою честь. Злобный лакей, распаленный страстью, крадущийся вверх по лестнице среди ночи… — Ивэн взглянул на Монка. — Все жаждут вернуться к пыткам и четвертованию. Кровожадные свиньи!
— Они просто испугались, — устало сказал Монк. — Скверная это штука — страх.
Ивэн нахмурился.
— Вы думаете, страх — причина всему, что произошло на Куин-Энн-стрит? Каждый боится за себя и стремится навлечь подозрение на другого, лишь бы побыстрее выставить из дома полицию и выбросить неприятные мысли из головы?
Монк отодвинул тарелку и с утомленным видом поставил локти на стол.
— Возможно. — Он вздохнул. — Боже, ну и кашу мы заварили! Самое печальное то, что Персиваля могут повесить. Он, конечно, дерзкая и самовлюбленная скотина, но такого он, право, не заслуживает. А еще печально то, что убийца так и будет припеваючи жить в доме. И как бы остальные ни старались забыть об этой истории, по крайней мере один из них наверняка догадывается, кто убил Октавию. — Монк вскинул глаза. — Вы можете себе это представить, Ивэн? Провести остаток жизни бок о бок с убийцей, из-за которого вздернули невинного человека! Встречаться с ним на лестнице, сидеть рядом за обеденным столом, улыбаться в ответ на его шутки!