— Горничные, естественно, будут убирать вашу комнату, — продолжала экономка, окидывая Эстер критическим взглядом. — Но передники будете гладить сами. У прачек и так слишком много работы, да и у камеристок тоже. Если вам придет письмо… У вас есть семья? — спросила она вдруг чуть ли не вызывающе.
Люди, не имеющие семьи, теряли в ее глазах всякую респектабельность. Безродная особа могла оказаться кем угодно.
— Да, миссис Уиллис, есть, — просто ответила Эстер. — К несчастью, мои родители недавно скончались, а один из моих братьев погиб в Крыму, но другой брат, слава Богу, жив. Я поддерживаю с ним и с его женой самые теплые отношения.
Миссис Уиллис была удовлетворена.
— Хорошо. Очень жаль, что вашего брата убили в Крыму, но в этой войне погибло много славных молодых людей! Умереть за страну и королеву — честь для солдата. Мой отец тоже был военным — прекрасный, достойный уважения человек. Семья — это очень важно, мисс Лэттерли. Каждый служащий в этом доме должен иметь безукоризненную репутацию.
С большим трудом Эстер удержалась от замечания относительно Крымской войны и бездарности развязавших ее политиков и генералов. Ей даже пришлось потупиться с самым скромным видом, избегая смотреть экономке в глаза.
— Мэри покажет вам лестницу для женской прислуги.
Миссис Уиллис завершила расспросы личного характера и вновь вернулась к делу.
— Прошу прощения?
Эстер на миг растерялась.
— Лестницу для женской прислуги, — резко повторила миссис Уиллис. — Вам же придется подниматься и спускаться с этажа на этаж, милая! В этом доме соблюдают приличия; не собираетесь же вы пользоваться той же лестницей, что и слуги-мужчины! Бог знает, что из этого может выйти! Я надеюсь, вы далеки от подобных мыслей?
— Разумеется, мэм. — Эстер уже сообразила, что к чему, и поспешила объясниться: — Просто я еще не привыкла к таким просторным помещениям. Я недавно вернулась из Крыма, — добавила она на тот случай, если миссис Уиллис наслышана лишь о сомнительной репутации сиделок в Англии. — Там, где я работала, не было мужской прислуги.
— В самом деле. — Похоже, миссис Уиллис вообще не имела понятия, о чем идет речь, но невежественной показаться не хотела. — Ну, у нас тут пять слуг вне дома, и с ними вы вряд ли встретитесь, а в самом доме — мистер Филлипс, дворецкий, Роудз, камердинер сэра Бэзила, Гарольд и Персиваль, лакеи, и Вилли, посыльный. С ними вам тоже не придется иметь дела.
— Да, мэм.
Миссис Уиллис фыркнула:
— Очень хорошо. Тогда вам самое время пойти представиться леди Мюидор и посмотреть, что вы можете для нее, бедняжки, сделать. — Она порывисто разгладила свой передник; зазвенели ключи. — Как будто недостаточно ей горя! А тут еще полиция лезет во все углы, мучит людей вопросами. Куда катится мир! Если бы они как следует несли службу, ничего бы подобного не случилось!
Предполагалось, что Эстер еще ни о чем не знает, а то бы она обязательно ввернула, что вряд ли можно требовать от полиции, даже самой старательной, предотвращения семейных драм.
— Благодарю вас, миссис Уиллис, — сказала Эстер и направилась к леди Беатрис Мюидор.
Постучав в дверь и не получив ответа, она вошла в спальню без приглашения. Это была очаровательная комната, оформленная в чисто женской манере: множество вышивок, картины и зеркала в овальных рамах, легкие удобные стулья. Сквозь незашторенные окна лился холодноватый дневной свет.
Сама леди Беатрис в шелковом пеньюаре лежала на кровати, скрестив ноги и закинув руки за голову. Взгляд ее был устремлен в потолок. Появления Эстер она не заметила.
Будучи сестрой милосердия, Эстер привыкла иметь дело с мужчинами, страдающими от ран и тяжелых болезней, но она понятия не имела, как себя следует вести с охваченной горем и страхом женщиной. Ей показалось, что леди Беатрис и впрямь напутана до такой степени, что боится шевельнуться, — как затаившееся в ужасе животное.
— Леди Мюидор, — тихо произнесла Эстер.
Услышав незнакомый голос, вдобавок лишенный свойственного слугам подобострастия, Беатрис повернула голову и посмотрела на вошедшую.
— Леди Мюидор, меня зовут Эстер Лэттерли. Я — ваша сиделка и буду ухаживать за вами, пока вы не почувствуете себя достаточно окрепшей.
Беатрис медленно приподнялась, опершись на локоть.
— Сиделка? — переспросила она со слабой усмешкой. — Я не… — Она решила не заканчивать фразы и снова легла. — В моей семье есть убитые, но нет больных.
Стало быть, Араминта даже не удосужилась предупредить мать. Или та просто забыла?