Ингрид спросила шепотом:
– Чего это они…
– Что, почему хотели бы иметь тебя?
– Не меня, – огрызнулась она, – а такую!.. И насчет иметь ты что-то не так понял, мозг у тебя уже не тот. Так чего?
Я сдвинул плечами.
– Восток – дело тонкое. А я западник.
– Свинья ты, а не западник! Мерзкая западная свинья. Даже свинтус!.. А-а-а, вон кому ты звонил!
Рядом со зданием на мгновение завис вертолет, тут же на тросах сбросили вещмешки, а следом за ними начали спрыгивать десантники, быстро-быстро скользя по этим нитям, черные и страшные в футуристическом снаряжении.
Соскочившие первыми тут же разбежались по периметру и присели с оружием в руках, целясь во все стороны, а в центр продолжали соскальзывать все новые и новые бойцы.
Она сказала мне сердито:
– Не ржи. Действуют по инструкции.
– А мне нравятся военные, – ответил я откровенно. – Хорошо и спокойно с людьми, чьи действия выше таблицы умножения не поднимаются. Все заранее известно, депутаты Госдумы таких любят…
– Таких все любят, – редко сказала она.
– Даже в демократическом мире, – согласился я. – И стараются весь мир превратить в таких предсказуемых и управляемых…
В коридоре прогремели быстрые тяжелые шаги, в комнату вбежал Левченко, уже в боевых доспехах морпеха, за ним целый отряд с автоматами наперевес.
Он воскликнул с огромным облегчением:
– Все целы? А заложница?
Я указал большим пальцем за свою спину.
– В спальне, где еще быть женщине? Все в порядке. Напугана, однако даже без царапин.
Он вздохнул с облегчением.
– Прекрасно… Ох, капитан Волкова! Вы ранены?
Ингрид ответила с надменностью:
– Кожу царапнуло, но платок придется покупать новый. Спасибо за оперативность.
Он развел руками.
– Увы, не за что. Вы все сделали сами… Семигоров, Крупняк! Быстро женщину в лазарет… Да не эту, это капитан, а не женщина, а вон ту, в спальне. Как верно сказал профессор, где женщине еще быть? Прямо в санчасть, пусть на всякий случай посмотрят…
Двое морпехов с изумлением посмотрели на такого профессора, как-то с детства полагали, что профессора выглядят иначе, подхватили Абигель под руки и увели так энергично, что она почти не касалась ногами пола.
Левченко снова повернулся к нам.
– Спасибо, вы проделали огромную работу. Я просто не ожидал, что у вас такое получится.
– Мы тоже, – признался я. – Где-то дико везло, где-то местные помогали.
Он оживился.
– Местные? Кто?
Я покачал головой.
– Нет уж, это мои друзья, не дам впрягать их в вашу колесницу.
К Левченко подбежал младший офицер.
– Товарищ майор! Сюда на большой скорости несется целая колонна машин. Полно боевиков!
– Уходим, – велел Левченко. – Все уходим. Капитан, профессор… вы в первую очередь!
– После заложницы, – уточнил я.
– Она уже в вертолете, – крикнул он. – Быстрее, быстрее!
Мы выскочили вместе с окружающими нас, мы же гражданские, а десантники торопливо погрузились, вертолет с натугой прыгнул вверх и спешно понесся над домами, рискуя получить в пузо стингер, но еще опаснее задержаться на несколько секунд, у боевиков в машинах стингеры точно есть, а взлетающий могут достать даже из гранатомета.
У Левченко на его базе мы с Ингрид после сытного обеда с наслаждением пили кофе, сам хозяин расстегнул воротник на одну пуговицу, большей вольности себе не позволил, даже пояс не ослабил, хотя, тоже проголодавшись, перекусил всласть.
Я сижу спокойно, головой не верчу, но уже понимаю, что в прошлый раз мне показали здесь только кончик верхушки айсберга. Сейчас вижу почти всю верхушку, то есть понимаю, что это не просто полевой блиндаж, каким его должны видеть со спутников, чтобы не принимали всерьез, а настоящее укрепление в скальном грунте, где ярусы этажей уходят на пару сот метров вглубь, а грузовой лифт в случае необходимости поднимет из тоннелей тяжелую технику.
– За внучку Стельмаха не волнуйтесь, – произнес он успокаивающе. – С нею сейчас беседует наш психотерапевт. Процедура такая. Вам, понимаю, он ни к чему.
– Если психотерапевту нужна помощь, – сказал я скромно, – могу побеседовать. С психотерапевтом.
Он засмеялся, широкие коржики, характерные для этих мест, звучно захрустели на его крепких зубах.
– Да вы побеседуете… Вон сколько уговорили! Все здание кровью пропитается. Прямо Шекспир!.. Это только у него гора трупов в конце каждой пьесы, а сцена залита кровью. Как говорят наши эстеты, для быдла творил.
Ингрид подумала, поинтересовалась:
– Сцена? Значит, он пьесами занимался?
Левченко кивнул, посмотрел на меня уже серьезными глазами.