Змеиный жрец обхватил большой, выше его роста валун и прижался к камню всем телом, стараясь почувствовать и понять, отчего содрогается земля. Здесь, в этой голой, каменистой пустыне, никакой шум не нарушал бесконечного пения ветра. И никакие взрывы огнедышащих гор — подобных тем, что извергают дым и пламя в Саринде и Хатлатане, — не могли нарушить покой Великой Змеи!
Змеиный жрец откинул назад голову и попробовал воздух длинным раздвоенным языком — но этого можно было и не делать, потому что громовой рокот нарастал и приближался. Земля затряслась под ногами у жреца, и камень, который он обнимал, зашатался — словно что-то, таящееся в глубине под Аглиртой, рвалось наружу и уже приближалось…
Жрец отскочил от камня, повернулся, чтобы поднять других святых хранителей Змеи, но они и сами уже выбегали из пещер и со сторожевых постов и в панике бегали вокруг, крича и оглядываясь по сторонам.
Грохот стал еще громче, и но склонам гор покатились мелкие камни. Земля дрожала так, что ноги немели, а зубы выбивали дробь. И змеиный жрец встревожился, заметив, что по земле и камням, на которых он стоял, побежали трещины. Трещины разбегались во все стороны, быстро увеличиваясь — и здесь, и там, и повсюду!
А потом зазвучали крики — или даже вопли, — исполненные радости. Змеиный жрец резко повернул голову, чтобы увидеть причину ликования. В следующий миг он пал на колени, простер руки вверх и тоже закричал, всей своей магией заставляя голос звучать громко, подобно фанфарам.
Его слова прокатились над долиной и эхом отразились от скал. Он кричал:
— Ликуйте, благословенные братия Змеи! Наконец-то настало время, которого мы столь долго ждали, ради которого мы так упорно боролись! Проклятый Пробужденный король, как видно, наконец-то умер, и оковы разорваны! Настало время Пробуждения Змеи! Вся Аглирта, весь Асмаранд, весь Дарсар вскоре содрогнутся пред священной мощью Змеи, пред ее ужасающим гневом, который минет лишь нас, истинно верующих! Аглиртцы дрожали от страха перед чародеями, регентами и меднолобым негодяем, которого называют Кровавым Мечом, — но вскоре они узнают, что такое настоящий страх!
У него не хватило дыхания, чтобы продолжить речь, но змеиный жрец наполнил легкие воздухом при помощи магии — и этого хватило на последний выкрик:
— Великая Ужасающая наконец-то свободна! На колени! Склонитесь в почтении! На колени, братия, и — молите ее! Пробуждение грядет — сейчас!
Громыхание его голоса затихло, и долину наполнили восторженные крики жрецов — крики, которые вскоре слились в неровный речитатив:
— Иреха, пробудись! Восстань! Иреха, пробудись! Восстань! Иреха, пробудись, восстань! Иреха!
Хотя земля содрогалась теперь не так сильно, как прежде — волна землетрясения прокатилась дальше, в горы, оставив по себе паутину трещин и разломов, — покрытая травой поляна в центре горной долины прямо под ногами у коленопреклоненных жрецов внезапно вздыбилась. Выпуклость поднялась уже выше человеческого роста и продолжала быстро увеличиваться, поднимаясь к небесам. Огромные куски земли и камня осыпались и откатывались в стороны, обнажая сокрытые под ними гигантские черные кольца… кольца, которые медленно шевелились…
Наконец-то! Наконец-то! Значит, действительно… Случилось!
— Змея пробуждается! — проревел змеиный жрец. Он вскочил на ноги. Его чешуя заблестела ярче, а клыки внезапно сделались необычайно длинными и острыми. — Время пришло! Иреха, повелевай нами!
Покрытые чешуей мужчины и женщины плясали, охваченные ликованием.
А среди чернильно-черных колец открылся красно-золотой глаз. В узкой щели зрачка высотой с громогласного жреца сверкнула бешеная ярость и восторг. Еще больше земли осыпалось с черных колец змеиного тела, которые медленно разворачивались в провале…
А потом сверкающий глаз словно заволокло туманной дымкой. Пробужденная Змея замерла, застыла в движении — и чешуйчатые жрецы разом умолкли, потрясенные и обманутые в своих ожиданиях.
Тишину нарушали только всхлипы, раздававшиеся то тут, то там по всей Долине Змеи.
Из всех птиц, которые летали над Долиной, самыми прекрасными, несомненно, были речные стрижи. С темно-синей спинкой, крыльями и хвостом, радужной грудкой и блестящими черными глазами, окруженными маской из иссиня-черных перьев, речные стрижи, словно стрелы, носились в воздухе по всей Долине. Они то нежно щебетали, то испускали пронзительные трели, а если их что-то тревожило, то громко и резко стрекотали. Безмерно любопытные, стрижи разглядывали все вокруг, забавно наклоняя головки, и часто крутились вокруг рыбаков, пастухов, которые приводили скот на водопой, паромщиков и матросов на баржах. Они прилетали к реке каждый день, порхали над водой, гоняясь за насекомыми, которые кружились над волнами Серебряной. Стрижи определенно обладали чувством юмора и не были вороваты по натуре в отличие от чаек и буревестников. Они могли долгими часами сидеть на самых необычных местах — в том числе и на головах у людей — неподвижно, как статуи, и просто наблюдать за тем, что происходит вокруг.