Селия кратко рассказала ему об их с Люмьером плане. Роган задумчиво откинулся на стуле и полез было в карман за табаком, но поймал осуждающий взгляд Селии и скрестил руки на груди.
— Ты говоришь, он хочет быть устроителем, — повторил он. — Любопытно.
— Что именно любопытно? Разве ему подобный жест несвойственен?
— Насколько я его знаю, он не слишком любит быть в обществе — хотя само общество его просто обожает. Взявшись за устроение приёма, он в самом прямом смысле слова обрёк себя на участь экзотического зверя в клетке, на которого приходят смотреть тысячи людей. Если он пошёл на такой шаг ради твоего блага…
Селия снова зарделась и опустила глаза, делая вид, что перечитывает написанное. Роган заметил это и деланно рассмеялся.
— С другой стороны, не говорит ли это в пользу того, насколько верным другом он может быть? Я уверен, что если уж он ввязался в это, то после весь Лондон будет говорить об этом приёме как о рождественском бале у самой королевы.
— Но почему он просил нас не вмешиваться? — В Селии снова пробудилось любопытство. — Думаешь, он может планировать что-то особенное?
— Если честно, Селия, — улыбнулся Роган, — я никогда не знаю, что у него на уме.
Селия тоже откинулась в кресле и, сняв очки, потянулась. Солнце уронило пару драгоценных лучей на её прекрасные рыжие волосы, которые буквально загорелись пламенем. Роган любовно ласкал её взглядом.
— Я могу тебя отвлечь, дорогая? — он заговорщицки улыбнулся. — Хочу тебе кое-что показать и рассказать о завтраке с виконтом Аластором.
— Бог мой, Роган! — Селия резко выпрямилась и посмотрела на него испуганными глазами. — Я такая эгоистка, совсем забыла спросить, как он прошёл!
Роган беззаботно расхохотался.
— Когда же я научу тебя не извиняться передо мной за любую мелочь, — сказал он, отсмеявшись. — А теперь пойдём.
Они поднялись в его мастерскую. Первое, что встречало всяк входящего — силуэт погружённого в работу художника, сидевшего или стоявшего за мольбертом на фоне грандиозного окна, поднимавшегося от самого пола к потолку. Роган, как уже замечал Люмьер, терпеть не мог сумрака, поэтому это окно даже не было обременено портьерами, а прозрачностью могло поспорить с чистейшим хрусталём. Здесь ещё не проветривали, поэтому воздух был слегка спёртым, сдобренным едким запахом растворителя и нежным — масла. Всё здесь было уставлено холстами и картонами — большими и маленькими, чистыми и наполовину завершёнными, художественные кисти торчали из самых неожиданных ёмкостей, начиная стеклянными стаканами и заканчивая пустыми цветочными горшками. Самый разнообразный реквизит лежал, покоился, свисал и выглядывал буквально из-за каждого угла. На работу художника бесстрастно взирали Давид, Аполлон, Венера и черепа разных форм.
Роган подвёл Селию к мольберту и поставил на него один из рабочих холстов, повёрнутых лицевой стороной к стене. Селия взглянула на холст и в ответ на неё воззрились знакомые проницательные глаза.
— Это же князь! — воскликнула она с восхищённой улыбкой.
— Пока что я закончил только глаза, — сказал Роган, глядя на портрет чуть ли не с нежностью. — Д’Экзиле любезно согласился предоставить мне свой образ во второй раз.
— И по какому же поводу?
Глаза Рогана загорелись творческим возбуждением, как всегда, когда ему в голову приходили идеи, которые его вдохновляли.
— Я задумал серию портретов самых прекрасных и влиятельных людей Лондона.
— Но формально князь не уроженец Лондона, — задумчиво сказала Селия.
Роган слегка рассмеялся.
— Он заявляет, что у него нет родины как таковой. Вполне естественно слышать это от такого вагабонда, как он. Но я знаю точно, что где бы он не появился, он всюду завоёвывает любовь и почитание благодаря своему статусу и личным качествам. Ты удивишься, но несносность его характера сполна окупается его преданностью и страстью, так что люди, как я уже говорил, с удовольствием ищут его общества.
Селия снова взглянула на портрет. Законченные глаза на фоне остального подмалёвка будто жили своей жизнью, лучились странной притягательной силой.