— Ну-с, мисс, теперь-то я — с вашего превеликого позволения, конечно же! — могу высказать своё маленькое мнение по поводу увиденного? — осведомился Люмьер таким медоточиво-саркастическим тоном, что всех, включая даже Рогана, привыкшего к выходкам князя, передёрнуло.
— Разумеется. Как и любой в этом зале, — не растерялась Дева-Смерть, глядя на него с лёгким вызовом.
— То, что вы нам показали — всего лишь сказочка для дам, которые в своей величайшей гордыне полагают, что одно их присутствие способно излечить страдающую душу мужчины.
Селия открыла было рот, чтобы вставить слово, но Люмьер, не глядя на неё, вскинул руку. Чёрные глаза его внимательно изучали Деву-Смерть, словно он не хотел пропустить даже малейшую реакцию на его слова.
— Я был уверен, что раз этот номер был поставлен женщиной, то он обязательно кончится тем, что мужчина сдастся — и будет страдать ещё больше, зная, что никто и ничто не сможет его изменить. Но, — его взгляд слегка смягчился, — вы поставили справедливую точку, за что я вам бесконечно благодарен.
Люмьер склонил голову. Дева-Смерть даже под слоем своего грима выглядела ошарашенной.
— Значит, — Селия тут же воспользовалась паузой, — вы утверждаете, князь, что, оттолкнув девушку в финале, он перестал быть лжецом?
— Если принимать во внимание слова песни, — протянул Роган, — он так и остался Каином. Не значит ли это, что отвергнув любовь, он предал самого себя и солгал себе самому?
Люмьер слушал их с еле заметной улыбкой, и Селия готова была поклясться, что в ней читалась скорбь.
— Если вы помните, миз Кроуфорд, я не договорил свою мысль из-за вмешательства мисс. — Дева-Смерть за его спиной закатила глаза. — Я хотел сказать, что злая ирония этой ситуации в том, что он действительно был влюблён в девушку, но настолько закоснел в своём страдании, что даже любовь не смогла растопить его сердце. Таково моё мнение.
Все озадаченно молчали, Дева-Смерть при этом как-то подозрительно поглядывала на Люмьера. Тут Селия неожиданно помотала головой.
— Я вижу, вы не согласны с моей трактовкой, — вздохнул Люмьер.
— Просто я увидела эту историю совершенно по-другому. Я уже говорила вам, князь, что мне тот мужчина виделся не совсем обычным, а чем-то сверхъестественным. Он влюбился в человеческую девушку, любовался ею издалека, осыпал бриллиантами — в прямом и в переносном смысле, прекрасно понимая, что будучи тем, что он есть, никогда не сможет рассчитывать на взаимность. Но когда девушка подросла, он всё же открылся ей в какой-то отчаянной надежде, показал свою тёмную сущность, и к его удивлению, девушка не отвергла его, а совсем наоборот. Ужаснувшись своего поступка, существо, которое сначала готово было унести возлюбленную на крыльях ночи, осознало, что не в силах обречь невинную душу на тёмное существование — и отвергло её, пусть это и причинило ему боль.
Все снова замолчали, даже Люмьер смотрел на Селию как-то странно, будто ему и в голову не приходило трактовать историю иначе.
— Ого, — сказала Дева-Смерть, наконец прервавшая молчание, — вы очень чётко разложили всё по полочкам.
— Так чья же интерпретация близка к вашей задумке, мисс? — спросил Роган.
— А вы, Кроуфорд, разве не поделитесь с нами своей? — насмешливо спросил Люмьер.
— Если честно, — он неловко засмеялся, — я мало что понял из того, что увидел. Истории такого рода — тем более выражаемые через танец — как мне кажется, более понятны женщинам и самим артистам. У них лучше развита эта восприимчивость образов.
Люмьер громко расхохотался, даже Дева-Смерть спрятала улыбку в кулаке.
— Сказав «восприимчивость образов», вы сами себя потопили, Кроуфорд! Вы же художник — кому как не вам положено «воспринимать образы»?
— Браво, браво, миледи!
Все, включая Деву-Смерть, к которой, по-видимому, было обращено это восклицание, вздрогнули. Виконт Аластор вырос буквально из-под земли и весь светился от удовольствия.
— Благодарю, виконт, — кивнула Дева-Смерть несколько прохладно. Его возвращение явно её не обрадовало.