Люмьер уже некоторое время смотрел на неё тяжёлым взглядом, но Селия его старательно игнорировала.
— Если уж вы так хотите узнать правду, я считаю всех женщин недостойными внимания — и уж тем более моей оценки. А ваша Дева-Смерть — не более чем капризная девчонка, недолюбленная собственным отцом и оттого ищущая этой любви у незнакомой публики. Вы видите, я с вами откровенен.
— Я польщена, — усмехнулась Селия. — И всё же ваше безразличие кажется мне натянутым — вчера вы слишком уж старались её уколоть. Подобную тактику избирают те молодые юноши, которые чувствуют, что красивого лица для привлечения внимания девушки им недостаточно.
Люмьер расхохотался.
— Что я слышу — вы уже записали меня в её поклонники! Что ж, боюсь, в таком случае мне придётся быть с вами откровенным до конца, — Люмьер склонился над столом и тихо, но отчётливо, буквально цедя каждый слог, сказал: — Я не выношу женщин. Всех без исключения.
— И тем не менее, согласились быть моим куратором, — мгновенно похолодела Селия.
— Я неоднократно говорил, миз Кроуфорд, что это отличный способ развеять мою скуку.
Селия поднялась.
— В любом случае, я рада, что мы прояснили этот вопрос. А теперь, с вашего позволения, я бы хотела ещё поработать.
— Вас задели мои слова, — заметил Люмьер, не пошевелившись, — между тем, это одно из условий нашего договора — вы принимаете меня таким, какой я есть и не имеете ко мне претензий. Так уж вышло, что само слово «ложь» прочно закрепилось за мной, но дело в том, что я могу говорить и правду. Но говорю её тем, кто, по моему мнению, сможет её выслушать.
— Выходит, я должна считать это привилегией? — иронично уточнила Селия.
— Абсолютно верно, — серьёзно сказал Люмьер. — Но не совсем уверен, для кого из нас эта привилегия — наибольшая. Я люблю говорить правду, но выходит так, что чаще мне приходится лгать.
Он сидел, слегка опустив голову и полуприкрыв глаза, но даже этого хватило, чтобы придать ему вид безутешного страдальца. Селия смягчилась.
— Я теперь вижу, почему люди предпочитают, чтобы вы лгали — правду вы слишком больно швыряете им в лицо.
— Я должен сделать оговорку, — Люмьер поднял на неё глаза, сверкавшие будто от слёз, — поначалу я действительно считал, что работа с вами служит лишь лекарством от скуки, но по прошествии месяца я разглядел в вас свет. Вами движет и тщеславие, и ярость оскорблённого непризнанного автора, это правда, но взявшись за идею своего юношества, вы словно бы вышли на тропу после долгих лет блужданий в тёмном лесу. Мне будет по-настоящему жаль, если вы потеряете эту искру.
Растроганная Селия, забывшись, подбежала к нему и взяла за руку.
— Если это правда, а не ваша обычная сладкая ложь, чтобы меня утешить, я бесконечно тронута вашими словами. Мне всё равно, если вы ненавидите меня как женщину — ведь вы признали меня как автора.
Люмьер тихо рассмеялся.
— Что ж, в таком случае, если вы на меня не в обиде, давайте всё же посмотрим, в каком месте у замечательного автора возникли трудности.
Глава 10
Утром следующего дня, ещё до завтрака, Селия, несмотря на совет Люмьера прислушиваться к своему природному ритму, решила поработать над романом. Небо было удивительно ясным, и она распахнула окно, чтобы впустить в кабинет немного ещё непрогретого воздуха. Слуга принёс ароматный чай с бергамотом и Селия на мгновение, держа в руках чашку и любуясь на цветущие вишни, почувствовала себя абсолютно счастливой. Такое состояние было для неё нечастым гостем, а потому она поскорее села за стол и взялась за перо, стараясь поймать и задержать его подольше.
Мысли её давно так легко и ясно не лились на бумагу, персонажи давно не высказывали таких остроумных реплик. Селия почти не останавливалась, чтобы обдумать, как получше построить предложение — её странным образом очищенный разум правильно генерировал мысли с первого раза. Вчерашние трудности теперь казались ей такими далёкими, будто случились с месяц назад.
Селия окунула перо в чернила и чуть не выронила его — в дверь постучали, причём до того глухо и жутко, что она было приняла его за стук веток в окно. Она крикнула «войдите!», почему-то уверенная, что это Люмьер, но когда в комнату вошла чёрная тонкая фигура, у неё похолодело в груди.