Блумфилд раскрыл рот, но так и не смог ничего сказать. Люмьер снова наклонился и выдохнул дым.
— Тем более, что я не имею никакого желания помогать такому человеку как вы.
— Ч-что?..
Снова раздался гром. И тут только Блумфилд заметил, что в курительной стало темнее — огонь в камине слабел. Он огляделся в поисках кого-нибудь из слуг, кто мог бы подбросить дров, но вспомнил, что они одни. Он наткнулся на лицо Люмьера и чуть было не вскрикнул.
Князь впервые на его памяти улыбался во все зубы, и эта улыбка показалась ему звериным оскалом.
— Не прикидывайтесь, — промурлыкал Люмьер, вспыхнув сигаретой. — Сколько вы заплатили Кроуфорду, чтобы он писал для вас, господин меценат?
Блумфилд каким-то чудом нашёл в себе силы рассмеяться, но сбросить напряжение это не помогло.
— Вы, п-по всей видимости имеете в виду п-портрет моей покойной жены, который я заказал у него за ст-т-то фунтов? Видите ли, я…
— Какой же вы жалкий червяк.
Блумфилд оторопел. Если бы он мог видеть себя со стороны, показался бы себе восковой фигурой или трупом, который дёргают за верёвочки. Люмьер смотрел на него не моргая.
— Вы прекрасно знаете, — продолжал он, — что я говорю вовсе не о невинном портрете вашей покойной жены.
При этих словах Блумфилд почувствовал, что у него кружится голова. Он невольно покосился на сигару у себя в руке. Не одурманили ли его?
— Вы знаете, я сторонник мнения, что мужчина — всегда мужчина. Очень мало среди нас таких, кто подавил в себе животную натуру. И так уж вышло, что блудливое поведение вошло у нас в привычку. Но то что делаете вы, — Люмьер нагнулся к пепельнице и принялся тушить сигарету, с такой силой вдавливая её, что у Блумфилда желудок завернулся в узел, — делает из вас, как я уже сказал, чер… Впрочем, нет, вы много, много хуже червя. Парадоксально, но у меня — наверное, лучшего знатока подземной фауны — нет слов, чтобы описать вам, кто вы есть.
До Блумфилда наконец дошло, что Люмьеру всё известно. Из пальцев его выпала сигара.
— В-вы… от-ткуда в-вы…
— Я, может, и бываю глух, но зрение у меня на зависть многим диким животным. — Он медленно поднялся с кресла. Блумфилду показалось, что макушкой он достаёт до потолка. — И я не мог не заметить некие акварели, подписанные вашим именем, в мастерской моего друга, который, видимо, по рассеянности, забыл спрятать их получше… Ваша сигара сейчас прожжёт вам брюки.
Блумфилд дрожащей рукой бросил тлеющую сигару в пепельницу и непослушными пальцами ослабил шейный платок. Он задыхался.
— Уверяю вас, Ваше сиятельство, сэр… — он осёкся, поняв, что чуть было не назвал его господином.
— О, боюсь, вы неправильно меня поняли, — несмотря на миролюбивый смысл, в устах Люмьера эта фраза прозвучала как угроза. — Мне решительно плевать на ваши оправдания. Они могли бы сработать, если бы речь шла об акварелях с половозрелыми женщинами. Тому же, что делаете вы, нет никаких оправданий.
— П-п-пожалуй, мы с вами и п-правда не сможем договориться, — не без дрожи в голосе сказал Блумфилд. — Не смею больше докучать вам своим п-присутствием и поеду домой прямо сейчас.
— Бога ради, да я вас и не держу.
Блумфилд видел всё хуже — в камине не осталось огня, только тлели головешки. Как они успели так быстро прогореть? Когда они вошли, дрова только разгорались.
— Вы можете вернуться домой, — продолжал Люмьер. — Запереться в одной из комнат наверху. Достать одну из этих отвратительных акварелей, которую вы ещё не сбыли, и снять напряжение…
— Замолчите! — Блумфилд вскочил на ноги. — Вы не человек, вы монстр! Дьявол! Как смеете вы рассуждать о том, о чём понятия не имеете?!
Тени странным образом концентрировались за спиной Люмьера. Его мертвенно-бледное лицо резко выделялось на их фоне, глаза же темнели чёрными провалами. Блумфилду показалось, что во тьме за спиной князя сверкнула пара красных глаз.
— Вы безусловно правы, — пробасил он, и в этом басе Блумфилду послышалась по крайней мере ещё сотня разных голосов. — Даже мне никогда не понять этих чёрных извращённых закоулков человеческого сердца. Единственное достоинство людей — рождение чистых, непорочных душ. Но существование таких как вы делает этот акт бессмысленной тратой сил и времени. Воистину, лучше бы вас всех смыл тогда потоп.