Он приказал слуге удалиться и подал руку сестре; она довела его до кресла, бережно усадила слепого, подвинула табурет и села у самых ног брата.
— Сестра, сестра, — говорил он, обнимая ее, — зачем ты покинула нас?
Пальцы его торопливо коснулись ее лица, и недоумение отразилось в чертах слепого.
— Что с тобою? Ты больна? — быстро спросил он.
— Нет, — ответила она, — я похудела лишь от непривычки к строгой монастырской жизни.
— Так стало быть это правда! — с горечью воскликнул Склир. — Ты хочешь отказаться от мира?
И его пальцы пробежали по голове сестры, по ее плечу, с тайною боязнью найти на ней монашеское покрывало.
— Бог поможет мне в этом, — тихо и твердо сказала Склирена.
— Но это невозможно, — горячо возразил Василий, — ведь я приехал за тобою, император сильно болен и хочет видеть тебя. Ты не можешь отказать ему…
Если бы Склир мог видеть волнение, которое охватило лицо его сестры, он понял бы, каким гнетом ложится на нее борьба с вновь набегающею волной жизни; но он почувствовал лишь, как дрогнула ее рука, и понял, что еще не все потеряно.
— У Мономаха опять тяжелый припадок подагры. Ты не должна отказывать ему в свидании. Кто внушил тебе такие странные мысли? Царь боготворит тебя; ты имеешь влияние на дела, ты окружена почетом и блеском… Старуха недолго проживет… может быть, мне суждено сделаться братом императрицы…
— Меня не прельщает это, — сказала Склирена, — вспомни 9 марта; народ не любит меня.
— Народ наш — ребенок. Он любит всех, кто дает ему хлеба и денег. Посмотри, он привязан даже к этой беспутной старухе, — а за что ее любить? Во всю жизнь она ни о чем, кроме своих удовольствий, не думала.
— Василий, не будем говорить об этом. Только здесь, на свободе, я поняла вполне, в какой тюрьме я жила.
— Проси теперь, чего хочешь. Мономах предоставит тебе полную свободу, он сделает все, что тебе вздумается; он так уверен, что одно твое присутствие приносит ему здоровье и счастье. И потом, сестра, ты еще так молода; тебе жизнь сулит столько радостей.
Ближе сдвинулись ее черные брови, мрачнее стало ее чело.
— Брат, — решительно сказала она, — я жила двадцать пять лет и много грешила. Пора уйти от всего этого.
Склир внезапно приподнялся со своего кресла и опустился перед сестрой на колени.
— Я умоляю тебя, — проговорил он, прижимаясь головой к ее руке, — вернись… Если не для себя, то для того имени, которое ты носишь, или хоть для твоего бедного слепого брата. Прошли те времена, когда наш дед боролся из-за престола… сломили нас. Теперь при дворе я силен лишь тобою; уйди ты — и меня постигнет немилость, может быть ссылка, потеря имущества… Все рады будут повредить Склирам. Пожалей твоих племянников; судьба лишила их матери, не отнимай же у них отца. Молю тебя, августейшая!..
В сильном волнении поднялась Склирена с места.
— Зачем ты мучишь меня? — с глубокою горестью произнесла она.
— Вернись, — повторял Склир, — завтра, на заре я увезу тебя.
Она молчала.
— Завтра, перед своим отъездом, ты узнаешь мое решение, — молвила она наконец. — Прошу тебя, оставь меня; теперь я должна прочесть молитвы.
Протостратор кликнул своего раба и удалился, оставя сестру над книгой, в глубокой задумчивости.
Но она не могла читать; в ее утомленной голове, где, как ей казалось, уже начинал просыпаться восторг и понимание сладости молитвы, — снова, как волны, забродили думы о мире, о земном счастии…
Она начала творить земные поклоны, но думы назойливо преследовали ее. Ясное солнечное утро заглядывало в маленькие окна; природа веяла спокойствием и свежестью; она словно манила к себе, словно хотела заставить забыть человеческое горе. Как бы повинуясь ее призыву, Склирена оставила священную книгу, спустилась во двор монастыря и вышла за его ограду.
Море было в нескольких шагах от ворот. Она приблизилась к самому берегу и пошла по песчаной отмели, внемля ласковому шуму лениво подбегавшей к ее ногам волны. Скоро монастырь скрылся за выступом берега. Воздух, пропитанный смолистым ароматом сосен, дышал утренней прохладой; длинные тени ложились еще от прибрежных скал и низкорослых сосен. Кругом было полное безлюдье, только трещали кузнечики и птицы чирикали в кустах. В глубине залива, вытащив лодку на отмель, какой-то человек вычерпывал из нее воду.
Склирена подвигалась к нему, огибая залив, и он несколько раз поднимал голову, вглядываясь в приближавшуюся женщину.