Когда подошла моя очередь знакомиться, Розалия Самойловна, прищурившись, спросила:
— А ты, случайно, не был в кружке Родичева, на Пресне?
Тут я, радуясь, что она узнала, заулыбался во весь рот:
— Конечно был. Вы же с нами и занимались!
— Вот, вот, — усмехнулась Самойлова. — Я сразу поняла, что видела тебя где-то. А где — никак не вспомню! Память у меня на людей хорошая. Только тебя трудно узнать: вишь, какую бороду отрастил! Очень, очень рада тебя видеть!
Я спросил, где сейчас Дмитрий Родичев. Оказалось, он по-прежнему служит в бригаде и работает в Пресненском Совете. Мы еще немного побеседовали, а под конец Самойлова сказала:
— Это хорошо, что тебя избрали в волисполком. Работа в Советах — отличная школа. Но ты, пожалуй, больше нужен сейчас в армии. Не хватает кадровых командиров-артиллеристов. Ну да мы еще потолкуем об этом.
Потом началась общая беседа. Самойлова расспрашивала, как Афанасьевский Совет строит свою работу среди населения, особенно интересовалась настроением крестьян. Мы рассказали, что народ стоит за Советы, мужики довольны декретами о земле и мире.
По нашей просьбе Розалия Самойловна объяснила, как надо оформить ячейку коммунистов при волисполкоме. В партию вступили все члены исполкома: Водовозов, Вежливцев, Рухлов, Копытов, я и два моих однофамильца — односельчане Василий Шебунин и Степан Шебунин. Секретарем ячейки выбрали Водовозова — он был старше других и политически более развит.
Так появились в нашем Совете первые большевики.
Перед тем как отправиться дальше, Самойлова настойчиво убеждала меня ехать с ней в Архангельск, чтобы заняться там организацией артиллерийской части. Сначала я колебался: надоела, не по душе была мне солдатская лямка — то ли дело вольготная жизнь в наших лесах! Но я верил Розалии Самойловне, да и сам понимал, что нашей молодой стране очень нужна Красная Армия, потому что еще могут быть тяжелые бои с буржуазией. К тому же я стал коммунистом, и мое место было теперь там, где это необходимо партии.
Для себя я решил, что поеду в Архангельск, а все же хотелось навестить отца и получить его согласие. Отца я очень любил: он был справедливый, добрый и умный человек. В деревне все относились к нему с большим уважением.
Путь Самойловой в Архангельск лежал через мою родную Вторую Борисовскую. Она предложила подвезти меня, и я с удовольствием согласился.
Отец с матерью встретили нас радушно, поставили на стол угощение. Розалия Самойловна долго беседовала с отцом, а перед отъездом призналась, что Иван Титович ей очень понравился.
Когда я сказал отцу, что мне предлагают снова служить в армии, и спросил его совета, он, помолчав по обыкновению, ответил:
— Гляди сам, Александр. Если имеешь желание, иди. Только учти: надо выбрать для себя на всю жизнь одну работу — ту, которая больше по душе. Тогда толк выйдет.
Прожив две недели дома, я распрощался с родными и выехал в Архангельск. Позднее туда же прибыли мои товарищи из Афанасьевского волисполкома: Самойловой удалось сагитировать не только меня.
В АРХАНГЕЛЬСКЕ
В конце февраля после долгого пути добрался я наконец до Архангельска.
По тем временам это был крупный торговый порт с судоремонтными мастерскими и несколькими лесопильными заводами. Лес, деготь, скипидар, пушнина экспортировались отсюда во многие страны Европы. До революции хозяевами в Архангельске были крупные промышленники и купцы; они ворочали миллионами, выгодно сбывая за границу свои товары. Кроме того, это был город мореходов и рыбаков.
Прежде я не бывал в Архангельске. Меня, лесного жителя, поразило, что всюду здесь ощущался запах свежей рыбы. Казалось, весь город: дома, лавки, улицы, — все пропахло треской. Рыбный дух шел из порта, куда причаливали парусные шхуны поморов. Весь улов вываливали на плоты. Прямо на плотах бабы и мужики мыли треску, солили ее, укладывали в бочки и отправляли на склады.
По сравнению с огромной белокаменной Москвой этот пропитанный запахом рыбы город показался мне жалким и грязным: убогие одно-, двухэтажные домишки, деревянные торцовые мостовые, дощатые тротуары, черные дымы из труб лесопильных заводов и стоящих в порту кораблей. Зимой, в долгую полярную ночь, улицы освещались бледным желтым светом керосиновых фонарей. Таким был Архангельск в те годы.