В этой сложной обстановке тыловикам Южного фронта приходилось переправлять за Дон обозы и автоколонны с грузами, подвижный железнодорожный состав, транспорты с ранеными. Мало того, что мы несли большие потери из-за бомбежек, мы к тому же лишились складов с продовольствием и обмундированием. Вопрос, что с ними делать, встал в тот момент, когда противник, двигавшийся на Сталинград, перерезал железную дорогу в районе Калача-на-Дону. А наши фронтовые базы располагались как раз на этой железнодорожной магистрали. Вывезти запасы в глубокий тыл мы уже не имели ни времени, ни возможности. Но было бы преступлением оставить их врагу. Поэтому я как начальник тыла принял решение сжечь все склады. Приказ выполнили командиры, которым это было поручено.
Позднее меня и тех, кто исполнял приказ, пытались обвинить в преступлении. Военный прокурор, занимавшийся расследованием, твердил, что мы должны были не уничтожать склады, а раздать строевым частям хранившиеся на складах запасы, в особенности обмундирование. Но в высших инстанциях наши действия расценили не как преступление, а как горькую, тяжелую необходимость, и следствие было прекращено.
После отхода за Дон войска Южного фронта разделились на две группы. Преследуемые противником, три наши армии вместе с управлением тыла двигались на Майкоп, а две со штабом фронта — на Грозный. Вскоре по приказу Ставки управление Южного фронта было расформировано. Наши армии влились в войска Северо-Кавказского фронта. В подчинение нового командования передали также все тыловые службы Южного фронта.
Штаб Северо-Кавказского фронта находился в то время в Краснодаре. Члену Военного совета Южного фронта Л. Р. Корнийцу, бывшему председателю Совнаркома Украины, и мне тоже было приказано явиться туда с докладом.
Командующий фронтом маршал С. М. Буденный принял нас очень доброжелательно. Он уже знал, что Управление Южного фронта расформировано. Знал и о том, что четыре армии этого фронта и все тыловые службы передаются в его подчинение.
— Много ли привез добра? — покручивая ус, спросил меня Буденный.
Я ответил, что, хотя нам крепко досталось от фашистов, особенно от их авиации, мы сумели многое сохранить; привезли боеприпасы, продовольствие, вещевое имущество, пригнали тысячи железнодорожных вагонов.
— Добро, — заключил маршал, выслушав мой доклад. — Потом, подумав, сказал: — Раз у вас четыре армии, а у нас одна, ты и будешь начальником тыла! Знаю тебя неплохо, еще со времен службы в Московском округе. Думаю, генерал Хрулев не будет возражать против твоей кандидатуры. А нашему начальнику тыла Петру Николаевичу Анисимову тоже найдется дело.
Буденный тут же позвонил в Москву начальнику тыла Красной Армии А. В. Хрулеву. Андрей Васильевич согласился с предложением маршала:
— Пусть Анисимов сдает дела Шебунину, а сам вылетает на Сталинградский фронт. Там примет тыловое хозяйство…
Мой старый хороший друг Петр Николаевич Анисимов был опытным тыловым работником. До войны он руководил интендантством Дальневосточного особого округа. Волевой, уравновешенный, до тонкостей изучивший механику армейского снабжения, он сочетал в себе качества, необходимые руководителю на этом нелегком посту. В управлении тыла Красной Армии Анисимов был на самом лучшем счету.
Когда я пришел от Буденного к Анисимову, он еще не знал о перестановке, которая была предпринята по инициативе командования фронта. Мы обнялись, расцеловались, и Анисимов сразу спросил:
— Знаешь, куда тебя назначили?
— Да, — отвечаю, — только что получил назначение.
— Так вот, Александр Иванович, тебе нужно немедленно отправляться на Сталинградский фронт. Мне звонили из Москвы…
— Лететь-то придется тебе, Петр Николаевич, а я остаюсь здесь. Ты уж не обижайся, дорогой. Велено дела у тебя принимать…
— Как так? — удивился Анисимов. — Приказ отменен, что ли?
Я объяснил, как все произошло. Петр Николаевич не поверил, пошел к Буденному. Вернулся явно расстроенный.
Я сочувствовал другу, понимал его состояние, хотя он уезжал на такую же должность, причем на фронт не менее важный в боевом отношении, чем Северо-Кавказский. Само назначение туда говорило о большом доверии к Анисимову руководства Красной Армии и Ставки. И все же ему было обидно, что решение о перестановке было принято заочно, без его согласия. В ту минуту я здорово ругал себя, что принял предложение маршала, не переговорив предварительно с Петром Николаевичем.
Обстоятельно познакомив меня с тыловым хозяйством фронта, Анисимов уже на следующий день выехал кружным путем через Тбилиси, Баку и Астрахань к месту нового назначения: напрямую из Краснодара в Сталинград транспортные самолеты уже не курсировали.