Однажды Родичев вызвал меня из казармы во двор, отвел в сторонку и, оглядевшись, сказал:
— У нас создается политический кружок для солдат. Хочешь заниматься в нем?
У меня было большое желание учиться, и я с радостью согласился.
В кружке подобрался десяток молодых солдат. Занятия с нами вел сначала врач Гарденин, а потом — старый член РСДРП большевичка Розалия Самойловна Самойлова (Землячка). Изучали Коммунистический манифест, статьи Ленина, читали большевистские газеты.
В Москве в это время, как и в других городах, шла подготовка к выборам в Учредительное собрание. Каждая партия старалась привлечь на свою сторону как можно больше избирателей из народа — крестьян, рабочих, солдат. Офицеры нашей бригады были, конечно, за кадетов и эсеров. Их сторону приняли фельдфебели и фейерверкеры сверхсрочной службы. Основная масса солдат колебалась, не зная, какую партию ей поддерживать.
Нам, кружковцам, Р. С. Самойлова поручила разъяснять в казармах программу большевиков и призывать солдат голосовать за список № 5, в котором были кандидаты от РСДРП(б). Мы с охотой взялись за дело. Больше всего солдатам нравились два пункта в программе большевиков: о прекращении войны и безвозмездной передаче помещичьих земель крестьянам.
Большое влияние на солдат оказывали рабочие Прохоровской мануфактуры, расположенной неподалеку от наших казарм. Многие солдаты и рабочие были знакомы друг с другом: частенько вместе выпивали, гуляли в Пресненском лесу, ухаживали за девушками. Так что агитаторов от рабочих встречали как хороших друзей.
И все-таки, несмотря на усилия агитаторов, широкой поддержки программы большевиков добиться среди солдатской массы пока не удавалось. Одной из причин было то, что в нашем солдатском комитете главенствовали эсеры. В комитет входили несколько офицеров, и солдаты, члены комитета, подпали под влияние этих демагогов.
Человеку со стороны могло показаться, что все в нашей артиллерийской бригаде обстоит нормально, согласно уставу: батареи маршировали на плацу; в классах шли занятия; офицеры были на своих местах; дисциплина нисколько не упала; требовательность к солдатам даже повысилась. Но на самом деле все обстояло иначе. С каждым днем солдаты все смелее открыто выражали свое недоверие офицерам.
Как-то пришел к нам во взвод прапорщик Погудо. Зашел в казарму, подсел к нам, стал расспрашивать, что мы думаем о событиях в России и с какой партией солидарны в политике. Солдаты отшучивались.
— Может, вам нравится программа большевиков? — спросил прапорщик.
Солдаты не ответили.
— Ну все-таки чего вы хотите?
Тогда Дмитрий Родичев говорит:
— Мира хотим, вот чего.
И сразу — несколько голосов:
— Чтоб войне конец!
— Надо землю крестьянам дать!
— Землю и мир!
Погудо встрепенулся, живо оглядел нас:
— Выходит, вы за большевиков?
— Нет, мы не большевики, — отозвался кто-то.
Прапорщик вроде бы успокоился, пригладил ладонью белокурый вихор, подумал немного.
— Ну, смотрите, — предупредил он. — Наш долг — поддерживать правительство, блюсти порядок, а дальше во всем разберется Учредительное собрание.
Разговор на этом закончился. Солдаты явно не желали откровенничать с офицером.
Раскол среди солдат произошел после июльского расстрела в Петрограде. Эсеры и те, кто разделял их взгляды, ругали большевиков за то, что они-де разлагают армию, мешают нормальной работе органов власти. А солдаты, которые поддерживали программу РСДРП(б), спорили с ними.
Командование бригады приняло меры против неблагонадежных: из большевистски настроенных солдат срочно сколотили маршевые роты и без задержек отправили на фронт. В штрафники попали почти все, кто занимался у Р. С. Самойловой в марксистском кружке. Остались только Родичев, Ануфриев и я. Очевидно, случайно.
Очистив таким путем бригаду от большевистских «подстрекателей», командование на короткое время пресекло крамолу в солдатской среде. Но этот выигрыш был временным. Отправляя неблагонадежные полки на боевые позиции, подальше от столичных смут, буржуазные правители помимо своей воли способствовали накапливанию на передовой того политического динамита, который в дальнейшем взорвал изнутри старую армию.
БОЙ С ЮНКЕРАМИ
Наступил октябрь. Рабочая Москва бурлила. В казармах 1-й запасной артиллерийской бригады упорно ходили слухи, что в городе готовится восстание против правительства Керенского. Командование приказало выделить специальные орудийные расчеты якобы для отправки в Петроград. В расчеты отбирали особо вымуштрованных, политически пассивных солдат. В бригаде ввели пропуска, строго запретили появляться на территории части гражданским лицам. Проводить беседы среди солдат могли теперь только те, кто имел пропуск и разрешение бригадного комитета. Хозяевами положения стали у нас эсеры, они отсекли солдатскую массу от пролетариата Москвы.