-Да, - киваю.
-Вам лучше уйти, Роберт. Вы не видите в каком она состоянии?
-Вот именно, что вижу. И не уйду, пока Индира сама меня не попросит, - вновь удерживаю ее печальный взгляд, не убираю руки, не отпускаю, не разрешаю ей сдаваться.
-Роб, прошу тебя, иди, - моляще глядит на меня, разрывая мое сердце на куски. - Дай мне время, пожалуйста. Мне нужно побыть одной.
-Нет я сказал! То, что ты делаешь - глупость. Ты подумаешь над этим и поймешь, что ошиблась.
-Просто отпусти. Я уеду. Мне это нужно, - сжав ткань в районе сердца, снова умоляет она.
-Вы же все слышали. Почему вы все еще здесь? - недоумевает женщина, которая все еще третий лишний.
-Извините…Но дайте нам самим разобраться.
Своими резкими словами вызываю бурю негодования со стороны матери Индиры.
Но вместо ответа и борьбы, моя девочка плачет, убегает в комнату и закрывается там. Моя сильная, смелая, неунывающая…Индиры, которую я знал, сейчас нет. Она просто сдалась без боя, сломалась на моих глазах и в моих руках.
-Видите, что вы наделали, - ее мать проходит мимо меня и недовольно цедит сквозь зубы. - Индира, открой!
-Что бы вы не делали, что бы вы ей не говорили, я вернусь. А она одумается и всё поймет.
Не дождавшись ее ответа, я шагаю к двери и через секунду скрываюсь за ней. Ярость бурлит мерзкой жижей в черном котле. На улице, в вечерних сумерках, заполняю до отказа легкие никотином, выкуривая одну сигарету за другой. Пропускаю два звонка от Греты, но когда звонит мама, бросаю окурок на землю, придавливаю носком ботинка и отвечаю:
-Мама.
-Роберт, где ты? - обеспокоенно спрашивает она.
-Во дворе Индиры.
-Ты уже знаешь?
-Знаю. Мне нужно с тобой поговорить. Ты в отеле?
-Да, - взволнованно отвечает.
-Жди в номере. Я уже еду.
Столько лет прошло, а я и не знал всей правды. Вот теперь пусть все расскажет. От начала до конца.
Девочки, ловите внеочередную праздничную главу. Правда грустную
Глава 32. Мое решение
Роберт
Я очень плохо помню своего родного отца. Да и те воспоминания, которые у меня о нем остались, вовсе не радужные. Ну может, только раннее детство. А дальше - пустота. Мама говорила, что перед эмиграцией я упал, ударился головой и лежал в больнице с частичной амнезией. Я не помнил последние месяцы нашей жизни в квартире, только все, что было после больницы.
Мы с бабушкой переехали в район, который назывался “Иссыкские дачи”, а мама приезжал на выходные. Еще бабушка возила меня к какой-то старушке на окраине, что шептала надо мной какие-то молитвы и обматывала мою голову повязкой с сырым яичным желтком. Я сопротивлялся, морщился, но бабушка умоляла меня потерпеть и говорила, что так голова будет меньше болеть. Что интересно, так и случилось.
Про папу я не спрашивал. Он меня не искал и я постепенно стал его забывать. Отчего-то без сожаления. А теперь, спустя почти тридцать лет, я понимаю, что к этому привела череда ужасных событий, отголоски которых долетели до нас сегодня и разбили то хрупкое и прекрасное между мной и женщиной, которую я люблю.
-Ты быстро, - тяжело вздыхает мама, открыв мне дверь.
-Хотел бы еще быстрее. Мое терпение на исходе, - прохожу вглубь номера и смотрю на то, как мать обессиленно садиться на край кровати и обхватывает голову руками.
-Я думала, что ты никогда не узнаешь. Думала, унесу эту тайну в могилу.
Сажусь на корточки, беру ее ледяные руки в свои и смотрю в глаза. Словно я снова маленький мальчик, который ищет во взгляде мамы любовь, нежность, одобрение. Правду, наконец.
-Ну разве это тайна, когда о ней знает кто-то еще? - спрашиваю я.
-Какова была вероятность встретить эту семью спустя столько лет? - вымученно улыбнулась мама. - Я пыталась забыть. Райнер даже нашел для меня хорошего психолога. Боль и чувство вины притупились, но сегодня я расковыряла старую рану. Знать, что по твоей вине умер невинный человек - очень тяжело. Это слишком непосильная ноша. Мой крест, который я полжизни несу.
-Что тогда случилось? Расскажи мне всё.
-Господи, - отстранившись, мама зарывается пальцами в волосы и оттягивает их. - Ну что рассказать?
Что? Многое я и так знаю. Что родители познакомились молодыми, им обоим было по 22. В 81-м в Алматы на гастроли приехал немецкий театр из Темиртау - есть такой город в Казахстане. Мой отец - Вадим Шиллер - был, как говорила мама, из “золотой молодежи”, потому что отец работал в Министерстве экономики, а мама была заведующей ведомственным санаторием в горах Алматы. У их единственного сына было всё, вот только после их кончины - а ушли они один за другим в самый разгар перестройки - он не знал, как жить без их помощи. Голова у него, правда, работала и они с другом занялись коммерцией: привозили товар и машины из Европы. Поначалу все шло хорошо, но потом друг кинул его на большие деньги и сбежал за границу. А на папе остались все долги, который он закрыл, продав родительскую трехкомнатную квартиру в самом центре тогда еще столицы.