Красивое (ох, какое же солнечное и красивое было у принцессы лицо!) сверкало от ярости, но даже злость не портила ровных черт, делая их более выразительными. Оливковые глаза, с темной каемкой по краю зрачка, метали золотые молнии за спину Бэя, и он поспешил опустить голову, разглядывая копыта коня-альбиноса. Едва успокоившееся после проверки меток сердце снова сорвалось в напряженный бег.
– Ваше Высочество, отдать приказ схватить его? Высечь розгами? – прозвучал молодой, настойчивый голос.
– Помидорами, – проговорила принцесса, – помидорами его уже хорошо закидали. А теперь он будет неделю чистить конюшни. На колени! – голос зазвенел выпущенной стрелой.
Незримая волна толкнула Кобейна в плечо, и как так произошло? Свалила его на колени?!
Великолепный Бэй стоял на пыльных булыжниках площади перед тремя всадниками НА КОЛЕНЯХ и продолжал смотреть в землю! Опасное внимание к себе он уже привлек.
Принцесса рассмеялась. Ее голос напоминал горный ручей, которого тронула ладонь, нарушая ритм журчащей воды.
– Поднимись, прохожий. Меня позабавила твоя покорность.
Кобейн поднялся, принимая унизительные слова, как невидимые пощечины.
– Следуй за нами, – приказ относился к тому, кто еще стоял на коленях за его спиной, но Бэй тоже последовал! Он шел за крупами коней, рядом с помидорным беглецом и единственное, что мог делать сам, так это держать голову опущенной. Остановиться, двинуться в сторону, развернуться у него не получалось! Сигналы от мозга просто не достигали тела!
Ко всем тванским Теням! Что происходит? Почему он следует за принцессой, которая на высоком коне-альбиносе направляется в сторону дворца?
С разных сторон несся нестройный хохот и крики случайных прохожих.
У Бэя плохо складывались отношения с местными праздниками!
Короткие каникулы в пекарне тоже закончились, потому что из зрительного зала он снова попал на сцену, превратившись в зрелище.
– Ну, ты что это... зачем? – незнакомец рядом с ним задыхался от усталости или изумления.
И вот что на это было отвечать?
Кобейн молчал.
Ненавидел каждую секунду бега за идущими легкой трусцой лошадьми и молчал. Всадники уже успели несколько раз обернуться, звучали шутки, обращенные к принцессе.
– Спасибо. Я польщен. Ты за разделение миров? Идейный тоже, да? – хрипел спутник Бэя. Молчал бы лучше.
– Мое выступление слушал? Понравилось? Да?
– Заткнись? Да? – бросил Бэй, не поворачиваясь. Он даже не рассмотрел этого борца за идеи, свалившегося на него вонючим мешком проблем.
Чем ближе к окраине города, тем шире и безлюднее становилась улица. Звонкий женский свист пришпорил лошадей, и всадники поскакали быстрее.
А Бэй побежал быстрее.
Сколько грязных слов, оказывается, он знал на разных языках! Особенно, когда на нем повис живой груз, издавая звуки, достойные сдыхающего верблюда.
Бежать стало труднее, но все равно бежалось!
Зато расстояние между ним и всадниками неизбежно увеличивалось.
У Бэя даже появилась слабая надежда, что на какой-то неизвестной ему пока дистанции необъяснимое состояние подчинения пройдет, и он сумеет вернуться в город. А потом сразу же из него исчезнет. Но нет. Ничего не менялось, и неведомая сила заставляла следовать за всадниками. Которые припустили к холму и остановились на его вершине, разворачивая коней.
Город остался далеко позади, и даже Кобейну пробежка по жаре и с утяжелителем далась нелегко. Сдыхающий верблюд висел на нем мешком, сбивая с ног. Извернувшись, Бэй освободил себя от ноши и замер, обрадовавшись, что получилось остановиться. Потом, ругаясь на все лады, под смех принцессы и ее спутников, поднял за шкирку виновника своих бед. Это был почти мальчишка – лет семнадцати, не больше. Его лицо и шея покраснели как помидорный сок, уже высохший на одежде, и паренек надрывно дышал, закатывая глаза.
Лошади тронулись, Бэй почувствовал, как приходят в движение его ноги.
– Он не выдержит, – зарычал он вслед всадникам и услышал приказ принцессы остановиться.