– Что искать? – растерялась она. – Мне нужны какие-то знаки или зов, или...
– Ищи, – настаивал Дэш, – ходи, прислушивайся к стенам.
Девушка так и сделала. Делала шаг, закрывала глаза, прислушивалась. Потом вспомнила, как стояла с вытянутыми руками у камня Мадигве, и стала делать так же – прислоняла к стене ладони и слушала. Дэш молчал у нее за спиной, стараясь не отвлекать.
Ана переходила от места к месту, пока не почувствовала скрытое глухой преградой пространство. Она потянулась, стараясь заглянуть за стену, а потом, как это случилось у дома Слепого бога, вдруг ступила сквозь каменную преграду, не сделав ни шага.
– Здесь.
– Ты сможешь открыть?
Ана с сожалением оторвала руки от стены и стала искать следы, чтобы скользнуть во времени и подсмотреть, как открывается вход.
– Нет, – с отчаянием покачала она головой, – ничего нет, за что можно ухватиться. Чисто… или пусто, не знаю, как объяснить. И он не зовет меня, этот гобелен.
Дэш был явно расстроен, он замер, прислушиваясь.
– Все зря?
– Нет, – Ана бросила искать и, приложив ладони к стене в том месте, где за ней была пустота, потянулась, «шагнула» внутрь, жадно осматривая все детали.
– Пора, – торопил Дэш,– нам пора уходить.
Успела? Она успела рассмотреть и запомнить? Наверное.
Через темные ходы парень вывел Ану в сад, потом через узкую калитку на дождливую улицу, на которой время от времени появлялись скрытые плащами жрецы и укутанные в бурки слуги.
– Останься пока здесь, мне нужно ненадолго вернуться в зал заседаний, и потом мы уйдем вместе, – давал торопливые распоряжения Дэш. – Не забывай, если вдруг кто-то обратится к тебе – ты молчишь и делаешь вид, что плохо соображаешь, что тебе говорят.
Ана обещала. Но когда Дэш пришел ее забрать, она оказалась далеко от места, где должна была ждать.
12.Ана
12.Ана
Стоило остаться одной и спокойно осмотреться, как зачесалась печать на памяти – настолько сильно, что Ана начала оглядываться, пытаясь понять, чем это вызвано. Потом поднялась со своего места и медленно пошла вдоль улицы.
За угол. По узкой улочке еще за один. Промочила ноги на перекрестке.
Выбрала проулок. Сделала десяток шагов, пока не застыла перед высоким забором. Успокоила дыхание и прислонила к светлым камням ладони, требуя впустить, показать, что за ними скрыто.
Это было не только важно, но и больно.
Ана сама не понимала, почему глотала соленые слезы и сердито шептала вслух:
– Ну же. Открывайся. Покажи. Покажи, ко всем безглазым Теням!
За глухим высоким забором был сад. Густой и не знавший ножниц аккуратного садовника, он был похож на диковинный лес. Журчала вода в ручье, который в одном месте расширялся, превращаясь в небольшой пруд, и над ним тянулся пузатый мост. Если смотреть сквозь толстые перила вниз, то можно было увидеть громадных полногубых рыб. Они хватали куски хлеба целиком, и Ана громко смеялась. А еще ей нравилось бросать в воду большой сухарь и смотреть, как рыбы облепляют его, превращаясь в живой цветок. Справа от мостика находилась беседка, в которой удобно было рисовать. Чуть дальше – целая поляна с редким растением айгюль – оно распускалось ночами огромными белоснежными цветами, нежными, как облака. Привлеченные сладким ароматом, к ним прилетали летучие мыши, хлопали кожистыми крыльями.
Ане нельзя было выходить ночью в сад. Но однажды она убежала, потому что мечтала увидеть своими глазами цветы-облака и мышей с лапами-крыльями. Сладкий аромат оказался настолько сильным, что девочка заснула прямо на земле, и это было опасно. К счастью, ее вовремя нашли.
За беседкой был спрятан секретик – однажды на дорожку сада упало серебристое, порванное по краям крыло бабочки. Ана подняла его и, спрятав под осколок прозрачного стекла, закопала в земле. Когда ей было скучно или очень одиноко, она пряталась за беседкой и водила пальчиком, рисуя круги до тех пор, пока не показывалось стеклышко, а под ним – белое облачко, как камень, внутри которого спрятали надежду с рваными крыльями.
Оглушенная, растерянная, потерянная...
Ана сидела на земле, прислонившись спиной к каменному забору и обхватив руками раскалывающуюся на части голову. Куски воспоминаний, вывалившиеся сквозь печать на памяти, были слишком яркими. Их было достаточно, чтобы понять, что она жила за этим забором и чувствовала себя одинокой, мечтая о крыльях, чтобы улететь. Нет. Ей не было плохо в том саду и в доме, который оставался пока укрыт за печатью, иногда ей бывало даже весело. Просто очень, очень одиноко.