Заметив это, Кайра добавляла:
– Повернись ко мне, Бэй.
Он слушался, ненавидя каждое мгновение вынужденной покорности. Поворачивался, закрыв глаза, и представлял перед собой лицо Тайны, на котором сверкала озорная улыбка, и набатом бился в висках голос: «Готов стать моим рабом? Рабом... Рабом!»
Кобейн задыхался от унижения и аромата олеандра, слушая шепот Кайры:
– Смотри на меня, Бэй.
Открыв глаза, он видел принцессу утонувшей в густой пене или укутанной в прозрачные шали настолько, что были видны лишь очертания прекрасного тела.
Это были сложные дни. Когда Кобейн был только игрушкой.
Но он превратился в того, кем назвала его принцесса перед своими подданными – телохранителя – когда спас Рассветную от наемных убийц, подкарауливших выезд Рассветной рядом с мостом через пересохший вади. В минуты сильной опасности Бэй мог «смотреть» за стену в несколько минут, превращаясь в живой барометр бед, только не мог контролировать появление предчувствий и заказывать их по желанию. Но своевременный сигнал лишил нападавших внезапности и расстроил их планы.
А еще Бэй отставил в сторону тарелку с битым стеклом, что приготовили для него недоброжелатели. А через день убрал от Кайры бокал с вином, в котором была не отрава, но вещество, лишавшее на несколько часов ясности ума. Принцессе предстояло подписать важный договор с поставщиками дорогостоящей шерсти, из которой в Рассветной плели тонкие, как паутина, ткани, способные защищать не только от холода, что редко случался в Долине, но и от жара полуденного Солнца.
Принцесса жестоко расправлялась с врагами. Но, проводя с ней все время, Бэй видел, что ей тяжело даются подобные решения. Однажды, когда Кайра слишком долго стояла у окна, подписав приказ о казни, он не выдержал и подошел, тронув ее за плечо.
– У меня болит голова, – прошептала Рассветная.
И без приказа Бэй сделал ей легкий массаж головы, пожалев об инициативе, которая привела к приглушенным женским вздохам, от которых он сам начал плавиться и испытывать желания, с которыми боролся, находясь слишком близко к Рассветной.
Кайре понравилась его забота, принцесса перестала вести игры в соблазнение, и вскоре Бэй стал огромным мягким медвежонком, к которому прижимаются в поиске утешения и тащат с собой в постель.
Одним вечером Рассветная начиталась чего-то в библиотеке, в другой вела долгий разговор за закрытыми дверями со Старейшиной Совета и пожилым жрецом. И оба раза не могла потом заснуть от страха. Потому пожелала, чтобы Бэй спал в ногах в ее огромной постели. Кайре понравилось разговаривать с ним о всякой ерунде в непривычной черноте лишившихся ярких лун ночей. Она даже просила Кобейна рассказывать ей сказки. Он рассказывал. У него это всегда хорошо получалось.
Скрывая причины своих страхов или грусти, принцесса все чаще тянулась к Кобейну за поддержкой и утешением. И Бэй разглядел в ней потерявшую родителей девчонку, которой бывало очень одиноко.
– Расскажи о своем детстве, – попросил он однажды, заметив, что уставший после напряженного дня Рассвет грустит. Это было уже в начале третьей недели. Или в конце второй?
Кайра могла не отвечать на вопрос раба, но она рассказала о детстве, в котором были папа и мама, но очень мало времени и места веселью, а так хотелось бы больше любви… А еще игр… В которые она теперь играла с Кобейном.
– Знаешь, меня так старательно готовили быть хорошей принцессой и королевой, что забывали, что я еще ребенок, – призналась Кайра и потребовала у Бэя рассказать о его детстве.
Хотя ему было сложно подбирать слова, его история оказалась немного похожей на рассказ Рассветной. Кобейна ведь тоже готовили к какой-то непонятной, великолепной роли. Наверное, удачно. Потому что представитель рода Вальдштейнов до сих пор был жив в чужом мире, и пусть оказался в незавидном положении раба, вариант его рабства вышел весьма уникальным. Бэй был жив и ждал, когда никому неизвестный Искатель переместится на Землю и утащит его за собой. В том, что Бэй выскользнет вслед за ним даже из спальни Рассветной, он не сомневался. Слишком явной была сила белобрового жреца.