Выбрать главу

Она сильная, моя Ана. 

И такая нежная. 

Чувственная... как само соблазнение и сладкий порок. 

То вдруг беспокойная и непосредственная, как ребенок, торопящийся познавать мир. 

Всякая. И вся – моя...

Тайна.

С ней опасно ссорится или спорить. На этот случай я даже купил себе велосипедный шлем. Иногда он помогает мне помириться еще до того, как прозвучат первые колючие слова. Я надеваю его на голову и иду на разговор. Тайна смеется, не сердится и перебирает потом волосы у меня на затылке, спрашивая, когда я покажу ей волка. 

А еще Ана любит слушать сказки и просит выдумывать для нее красивые истории.

 

– Расскажи мне вот эту, – Тайна скользнула одним утром в комнату, где я работал. У нее в руках был красочный выпуск Приве с фотографиями Карины и Тажинского. 

Я уже видел эту статью на целый разворот некачественных снимков с несколькими строчками текста и названием: «Их соединила трагедия и чудо».

Ана устроилась у меня на коленях, для чего пришлось отодвинуться подальше от стола, чтобы мы поместились втроем с сыном, и требовательно посмотрела мне прямо в глаза. 

– Карина пришла в себя с первыми лучами солнца, наполнившими рождественские игрушки волшебными огнями, – начал я. – У ее кровати сидел Он. С перебинтованной головой, ссадинами на щеках, синяками под глазами. Синяком на ЛБУ, – я округлил глаза, выделяя последнее слово и намекая на свою многострадальную голову. – В негнущихся от гипса руках помятый рыцарь протягивал Карине свое сердце. 

Тайна кивала, соглашаясь, и ждала продолжения. 

– Он не наврал ни слова, Ана. Только промолчал! А Карина поверила в чудо, и оно случилось. 

– Хорошо, – снова довольный кивок, – теперь про ключ.

– Разве он не разбился, когда ты меня нечаянно уронила? 

Мотание головой:

– Он висел на самом видном месте.

– Значит, тогда... Карина увидела драгоценный ключ над головой рыцаря в шлеме из бинтов и решила приоткрыть свое сердце. 

На самом деле это русский олигарх сделал сказку правдой, потому что с того момента, как пришел в себя, он оставался рядом с Кариной, выцарапывая ее из липких лап отчаяния, как когда-то Звезда отпаивала меня по ложечке у Смерти. Тажинский даже катал Карину на инвалидной коляске по льду – скользил и падал, разъезжаясь на гладких подошвах дорогих ботинок.

Потом началась череда лучших клиник, лучших специалистов, лекарств, физиотерапевтов. От одной кровати до другой, от коляски к ходункам, к палке, к согнутой в локте руке. Папарацци сумели подсмотреть многое, в том числе момент с коляской на льду. Плохой, темный, смазанный снимок попал в интернет. 

Его прислал мне Кайт со словами: 

– Все правильно. Я бы так не смог. 

Даже на плохом снимке было видно, что Карина улыбается.

Да, Кайту еще предстоит переболеть и прийти в себя. И понять, что его чувства к Волжской больше похожи на поклонение. 

За настоящую привязку, по крайней мере, пытаются бороться. 

Она делает сильнее. 

Учит разрывать стены.

 

Ана настолько влюблена в свою беременность, что совсем не переживает о потере привычных линий фигуры. Застыв у зеркала, она с интересом изучает изменения в себе и так пристально вглядывается в свое отражение, будто может видеть нашего сына сквозь защитные слои собственного тела.

Я пристрастился подглядывать за ней. По утрам или вечерам, ожидая этого удивительного взгляда и наслаждаясь каждым мгновением.

Ана не пытается скрывать исчезнувшую талию или выпирающий вперед живот фасонами одежды. Более того, она тянула и тянула с датой свадьбы, искала причины, почему торжество должно состояться позже, еще и еще на пару недель. Потом еще на одну. Так что пришлось воспользоваться серьезным аргументом – раздувшимся как гелиевый баллон животом Джини, в котором копошатся две беспокойные девочки, пока на лице Куна растет выражение растерянности и отчаянного страха. Он не знает, что делать с таким быстро растущим счастьем. 

Жена брата и Ана плохо начали, но туалеты – не лучшее место для знакомств, даже если это уборные пятизвездочного отеля в Санкт-Морице. Теперь все напряженные и раздраженные взгляды в сторону Тайны остались позади. Мои родственники и друзья поняли, что она – часть меня. Я – это я, пока мы вместе. И приняли.