Истинный что-то сделал с ее рукой, потому что на коже отчетливо проступила витиеватая татуировка, потом развернул ладонь Аны так, чтобы рисунок был виден зрителям.
Море из лиц всколыхнулось, поднялись беспорядочные волны, пронзительно закричали над ними чайки.
– Метка рода! Древняя! Чья? Чей дом? Метка Древних королей…
Сзади подошел Ларс, при всех обнимая Ану за плечи. Наклонился, вдыхая аромат ее волос, и вздохнул с облегчением.
– Тайна, моя Тайна...
Оставалось выдержать совсем немного.
Когда ушел с арены Истинный, а Храм и важные члены обоих королевств большинством голосов приняли выбор Наследника Закатных, сквозь пелену, застилавшую глаза, Ана увидела, как подался вперед Даган. Он ждал слов Рассветной принцессы, которой предстояло объявить свой выбор.
Почему вместо облегчения, что все позади, Ана чувствовала боль? С левого бока впился острый шип, нашел место в груди, способное еще болеть, и проникал все глубже.
– Я не готова объявить свой выбор, – прозвучал за спиной спокойный голос Кайры. – Это не воспрещается Законами. Рассветные привезли древние трактаты по Аль Ташиду, которые были обнаружены в нашей столице год назад. Согласно им, у меня есть время до ночи Трех Лун.
Принцесса Рассветных прошла вперед и удалилась с арены – красивая, уверенная, гордая.
Уносила с собой шлейф не поражения, но веры в Победу…
* * *
До восхода Мелкой Бэй нашел полузеленый шипастый огурец, съел половину и тут же вернул его горячему песку. Придя в себя, он стал выдавливать влагу из оставшейся половины – густую, горьковатую – и смазывать потрескавшиеся губы. Он делал несколько шагов, дотрагивался до теплой мясистой массы и шел дальше. Снова насколько шагов, остановка, терпкая влага на губах.
Мысли в голове давно сплелись в кружево, макраме – кулю-мулю, что так любил рисовать в детстве Кун и развешивать на стенках его, Бэя, комнаты.
На смену мыслям приходили воспоминания и чувства. И в них была Ана, Ана, Ана...
Ана касалась кончиками холодных пальцев его горевшего лба, растрескавшихся, как земля в засуху губ, роняла на них блестящие капли то ли воды, то ли слез, улыбалась, и Бэй улыбался в ответ.
А еще пытался угрожать. Что когда доберется – а он обязательно доберется до ускользавшей от него Тайны – ей придется ответить за все мучения, которые ему пришлось выдержать, пока он ее преследовал.
Он, кажется, почти умер в пути.
За это ей придется просить у него прощения. Два, нет, три дня и ночи, или лучше целую вечность.
На самом деле Кобейну хватило бы ее рук на своей груди, где стонало от непосильной работы сердце, возможности смотреть в серые глаза и тонуть, тонуть в этом таинственном море, считая зеленые крапинки.
Ана – НирвАНА
Выплыла Мелкая...
Вывалилась из-за гор наглая Лупоглазая...
Нужно было прилечь, чтобы отдохнуть.
И, теряя связь с осточертевшим песком под щекой, Бэй оказывался на заснеженных улицах немецких городов, где вместо домов были елочные игрушки, по улицам катились красочные шары, на тротуарах застыли оловянные солдатики и изо всех углов выглядывали черные глаза-бусины войска Мышиного короля.
А потом через черную вечность, приоткрыв глаза, Кобейн увидел перед собой сидевшего в позе лотоса Будду. Слишком худого и не смеющегося. Не лысого. С темным платком на голове.
Неправильный Будда, не мигая, смотрел на Бэя. Медитировал, глядя на умирающего?
Тванский мир...
* * *
Когда камень оказался у нее в руках, Ана немного успокоилась. Она повесила сумку на плечо и прятала ее в складках одежды, пока Ларс провожал свою Избранницу до другого шатра, уже расположенного в части города для почетных гостей. Больше не нужно было прятаться. Около входа в палатку темнела охрана.
Ларс обнял Ану, она измученно улыбнулась в ответ.
– Ты была прекрасна. Моя Тайна и невеста.
Мужской голос был нежным, взгляд – теплым, но Ане хотелось побыстрее остаться одной. Почувствовав это, Ларс не стал задерживаться, только коротко прижал ее к себе напоследок и прошептал на ухо: