– Что прикажите с ним делать, Ваше Высочество?
– Помилованный смертник отныне королевский раб. Отвезите его к Архане на псарни, пусть ему поставят клеймо Рассветного дома.
У белоснежного коня были красные глаза, что объясняло его непривычную для Долины окраску.
У красивой, как заявивший свои права Рассвет, женщины был властный безразличный голос. И холодная сталь разливалась в глазах. Разве этот взгляд показался Бэю узнаванием? Теперь он ненавидел его. Вместе с высокомерно приподнятым лицом. Внезапно подаренная жизнь превращалась в следующий круг его личного ада.
Или в очередной круг унижения, потому что через час Великолепного Бэя повезли по пыльным дорогам в клетке, как зверя. Когда повозка проезжала деревню, на дорогу высыпали мальчишки и стали забрасывать пленника мелкими камнями. Кобейн закрыл глаза, пытаясь медитировать. Вдыхать и выдыхать воздух ненавистному ему мира. Вдыхать и выдыхать, сидя в клетке, обхватив колени руками – с него наконец сняли долинные наручники, которые он не успел рассмотреть. Вывернутые более суток плечи болели так, что из глаз сыпались злые слезы. И не только от физической боли – Кобейн сходил с ума от ревности и отчаяния. Из опасной смеси рождалась злость.
До ненависти.
БЭЙзумный Бэй! Он думал, что влюблен, но Ана была болезнью. С самого начала. Отравой. Чумой. Бежать надо было от нее, а не все время за ней.
Тайна попользовалась им как мягкой игрушкой, насладилась как забавным развлечением и оставила – словно приевшийся леденец на пыльной дороге. Перед глазами Кобейна крутились все их встречи и каждое расставание. Ана бросала его на Земле, с каждым разом все больше лишая разума и нормальной жизни. Ана бросила его в этом мире – умирать в Ущелье.
Но Бэй поднимался, полз, выживал… Мечтал! О теплых губах и бархатистой коже, о шепоте на ухо. Даже сейчас, разрываясь изнутри от боли и злости, он мог легко представить, как Ана сопит на его груди уставшим котенком, и думать, что в такие моменты был для нее всем миром.
Разве можно так сильно заблуждаться? Не почувствовать обман?
Почему он не верил в то, что говорили ему о Татии врачи и файлы с ее преступлениями? Бэй все списал на необычные способности и особые обстоятельства, и сидел теперь в звериной клетке по дороге к псарне, где на него поставят клеймо раба.
Знакомый свист показался громом, вырывая из размышлений. Оказывается, Бэй погрузился в особый вариант медитации, потому что открыл глаза уже в темноте, пропустив пару часов жизни, сотни метров дороги и то, как клетка попала на постоялый двор. Заскрипели железные прутья.
Тара.
Звезда была здесь, скрытая ночью. И она вытащила Кобейна из клетки.
Схватила за руку и потянула за собой вдоль темных домов. Онемевшие от долгого сидения ноги плохо слушались, и Бэй неуклюже бежал за своей спасительницей, пока она не замерла, прислушиваясь и оглядываясь по сторонам.
– Тара... – устало выдохнул Бэй, качая головой.
– Давай руку!
На правом запястье Кобейна болтался медный браслет, похоже, блокировавший скольжение, потому что все попытки почувствовать волну закончились провалом. В руках Звезды светился холодным зеленым огнем ведьмин камень. Она дотронулась им до браслета, но ничего не происходило. Со стороны деревни уже неслись крики – охрана заметила пропажу раба и бросилась в погоню. Тара ругалась, Бэй осматривал окрестности, лихорадочно выбирая направление побега, когда раздался тихий щелчок – камень погас, а браслет слетел с руки.
– Все. Держись. Уходим.
Подкатила прозрачная волна, подхватывая беглецов, наполнила их легкие прохладным воздухом и унесла далеко от околицы спящей деревни, от приближавшихся охранников в то место, куда звала Звезда.
Одно скольжение следовало за другим – пока Тара и Бэй не оказались в темном поле без огней.
Звезда вцепилась руками в плечи Кобейна и, прижимаясь к его груди, издала возглас облегчения вместе с коротким рыданием:
– Получилось...