Бэй стал копаться в мусорном ведре знаний в поисках объяснений и спасительной структуры...
Чужая боль стекла с него, как вода, вернулось к нормальным размерам сердце, только забилось, как сумасшедшее, мешая дышать. Сначала закружилась голова, потом начались галлюцинации: что он стоит на высоком балконе и смотрит на долину, убегающую к неприступным горам.
Синдром Стендаля, поставил себе диагноз Бэй, поднимаясь с земли – видения возникают у чувствительных особ, к которым он себя раньше не относил, под глубоким впечатлением от произведений искусств в музеях или на лоне природы.
Перед глазами Кобейна убегала вдаль узкая улица глиняной деревни, пузатые стены домов гнулись под тяжестью крыш. Балкона больше не было.
Оставив идею следить за Роксой, Бэй направился к дороге, чтобы купить себе еды. Наверное, он просто проголодался.
На короткое время восприятие мира вернулось в норму.
Кобейн успел дойти до продавщиц. Взять себе лепешку с сыром и травами, а потом добраться до окраины деревни, где он присел на бревно, чтобы поесть. Впереди расстилалась сухая степь. Бэй скользил по ней взглядом и, тщательно пережевывая лепешку, следил за дыханием, когда с небес донесся пронзительный птичий крик. Он поднял голову, чтобы посмотреть на орла…
И началось!
Собственное тело показалось вдруг огромным и неуклюжим. Память тут же подсунула возможное объяснение – восприятие размеров тела нарушалось у больных Синдромом Алисы в Стране чудес. Но что, если влез в тело птицы и даже в нем поместился? А потом еще и полетел, глядя на Долину свысока? При этом полет сопровождается совершенно реалистичным ощущением высоты, прохладного ветра и, черт возьми – крыльев?!
Кобейну захотелось расхохотаться от страха и признать самого себя сумасшедшим. Мозг лихорадочно искал объяснений, ворошил термины, которых нахватался детектив Ван Дорн, пока читал истории болезни Кики и Аны и подбирал названия психических расстройств, пока Бэй катался на воздушных горках.
Ведь это Помрачение сознания с нарушением моторики движений, если расправил крылья и летишь? А что, если орешь при этом птичьим криком такой силы, что от него кружится голова?
Зато пронзительный визг выпустил напряжение, и сердце Кобейна вспомнило о нормальном ритме.
Даже парить над барханами, сидя в то же самое время на бревне, сжимая в руках лепешку с зеленью, уже показалось не слишком странным – всего лишь Расстройство Множественной Личности с орнитологическим уклоном.
Птица явно показывала Бэю Долину, хвалясь ее яркой, завораживающей красотой: разноцветными руслами сухих и блестящих рек, ущельями из странных камней. Кобейн видел мягкое безе ровных дюн и огромную скалу в форме креста, утонувшую в песке. Это было так здорово, что он распрощался с землей и собственным разумом и решил насладиться свободой полета.
К тому же птица оказалась любительницей адреналина, залетая в узкие каньоны и едва не ломая крылья об острые стены. Кобейн вдруг вспомнил себя – сидящем на мотоцикле за спиной Аны на узком серпантине севера Майорки...
Даже в его бред нашла дорогу Сероглазая…
Хотя почему – нашла? Она была в нем полноправной хозяйкой.
И дереализация или искажение восприятия мира у Бэя началось с того самого момента, как он встретил Тайну.
Полет закончился так же внезапно, как и начался, оставив Кобейна на окраине деревни. Прийти в себя помогла остывшая лепешка с сыром и зеленью – застыла комом в желудке, притягивая к земле.
Осталось только внутреннее беспокойство, которое Кобейн связал с вынужденным ожиданием важной встречи. Чтобы отвлечься, стоило занять чем-то голову, а хотелось бежать – километры. Память тут же подсунула подходящее название – акатазия. Психическое нарушение, связанное с идущей изнутри потребностью в постоянном движении.
Бэй встал, отряхнул одежду, поправил платок на голове.
«Ставить самому себе диагнозы, между прочим, называется Синдромом студента медика», – усмехнулся он и покинул глиняную деревеньку, решив навестить старика-пастуха.