Площадь заполнилась зрителями до отказа. Весь цвет дворянства Таспера расположился на высоких трибунах слева от храма, на широком балконе которого уже начали появляться церковники. Три упитанных аббата в черных подрясниках и золотистых рясах уселись на роскошные, резные кресла. За их спинами остались стоять монахи, чьи одеяния выглядели нищенскими, по сравнению с облачением их господ. Непонятно откуда зазвучали громкие звуки горнов, и толпа затихла. Ворота храма бесшумно распахнулись, и по широкому коридору, который мгновенно образовался, к кемадеро двинулась процессия палачей, инквизиторов и, собственно, виновницы торжества. Она была скрыта от глаз, что серьёзно расстроило меня. Но я искренне надеялся, что во время казни я увижу её. Четверо палачей, что скрывались под плащами из грубой кожи, с накинутыми на головы капюшонами, удерживали Ведьму на толстых цепях. Она, закованная по рукам и ногам, парила над землёй, и виной тому были палачи, которые растягивали цепи в разные стороны. Спереди, сзади и по бокам от палачей шли полторы дюжины инквизиторов, двое из которых были нам уже знакомы. Тот ублюдок, что обыскивал нас, возглавлял шествие, а тот, что приказал нам явиться сюда, шёл от него по правую руку. Все они взошли на подиум, и начался процесс приготовления. Палачи приковали жертву к "Y" — образному столбу, после чего ответственные инквизиторы проверили крепление оков. Наш "знакомый", обладатель мерзкого, скрипучего голоса лично проверил качество хвороста у ног Ведьмы, и дал отмашку спускаться вниз. Он и его коллеги сошли по деревянным ступеням, и окружили подиум, оставив на нём лишь палачей.
— О, Боги! — громогласно разнесся над площадью голос аббата-настоятеля. — Как же долго это существо не впускало Вас в свою жизнь! Я знаю, что оно грешно, и не сможет спасти себя само! Сегодня мы сделаем так, что оно больше не будет закрывать свою дверь, когда Вы постучитесь в неё! С верой и благодарностью мы поможем этому существу принять Ваш дар спасения! Войдите же в это грешное тело, войдите в это грешное сердце, и очистите его от той тьмы, что поселилась в нём!
Палачи схватились за края чёрной ткани, что скрывала Ведьму от зрителей, и рванули в стороны… Я был разочарован. Ожидал увидеть монстра, а там стояла обычная девушка, лет двадцати отроду. Длинные рыжие волосы, белая кожа, на которой виднелись следы от пыток каленым железом. Девушка безвольно висела на столбе, уронив голову на грудь.
— О, Боги! — продолжил аббат. — Явите же нам всеочищающий огонь, который станет Вашим проводником в вечную жизнь!
Огонь появился из ниоткуда. Сухие ветки под ногами Ведьмы начали медленно разгораться. Язычки пламени поползли вверх, и начали касаться плоти жертвы. Девушка встрепенулась, мотнула рыжими волосами, и явила людям свое лицо… Оно не было человеческим. Острый, крючковидный нос больше походил на птичий клюв. На месте скул роговые наросты, которые можно принять за изогнутые к низу рога. Безгубый рот, вместо зубов в котором были звериные клыки, располагавшиеся в несколько рядов. Лоб Ведьмы закрыт двумя сросшимися по центру чёрными хитиновыми пластинами. Её глаза были не просто белые, они словно излучали изнутри слабое сияние света.
Огонь поднимался всё выше, и уже касался бёдер Ведьмы. Её кожа быстро краснела и покрывалась пузырями. Жертва экзекуции изгибалась, как пойманная змея. Отчаянно дергалась в попытках вырваться, но все попытки были тщетны. Существо задрало голову в небо. Клыки в её пасти широко расползлись в стороны, и из глотки вырвался длинный синюшный язык с раздвоенным кончиком. Тот самый душераздирающий вой заглушил выкрики галдящей толпы. Люди схватились за головы, зажимая руками уши. Аббат-настоятель подскочил со своего кресла, и вознёс руки в небеса. Одновременно с этим огонь начал завихряться вокруг Ведьмы, окутывая её своим обжигающим объятьем. Влекомое магической волей аббата, пламя устремилось в глотку существа, прерывая тем самым ужасающий вой. Огненно-рыжие волосы Ведьмы мгновенно вспыхнули, создав яркий, искрящийся ареол вокруг ее головы. Кожа жертвы огненной экзекуции быстро чернела, а у ног, там, откуда всё начиналось, уже виднелись огромные пузыри, которые то и дело лопались, обнажая перед пламенем сочащуюся кровь.
Огонь медленно, но уверенно превращал Белую Ведьму в брыкающийся кусок мяса, покрытый чёрной корочкой. От каждого её движения корка трескалась, и из этих трещин сочился топленый жир. Он шипел, пузырился и источал отвратный запах жареной человечины. Я никогда не был противником отведать кусочек зажаренной плоти еретика, но мне не доводилось присутствовать в момент его приготовления. Возможно, они воняют так же мерзко, как жертвы костра Инквизиции — мне это неизвестно. Хотя, я же присутствовал при сожжении людей, и запах в те моменты был разительно иной. Видимо, Белые Ведьмы совсем иные существа, ибо вонь от них нечеловеческая!