— Но вы же приглашены господином Базаровым! — фыркнула актриса. — Мы все сегодня стали свидетелями сцены, которую он закатил у нотариуса. То же мне незаинтересованное лицо…
— Уважаемая Надежда Аркадиевна, уверяю вас, что факт моего приглашения господином Базаровым никоим образом не подтолкнёт меня к лжесвидетельству в суде, — как можно спокойнее парировал бестактную колкость в свой адрес Шумилов. — Допуская иное, вы, во-первых, демонстрируете юношескую торопливость суждений, а во-вторых, неуважение ко мне как гражданину и профессиональному юристу.
— Я ничего не имела… — опешила актриса от сказанного Шумиловым, — … лично вас никоим образом задеть не помышляла… и не думала… и не надо вкладывать в мои уста того, чего я не говорила вовсе!
Она даже повысила голос, изобразив оскорблённую невинность. Алексей не стал пикироваться с женщиной, чей уровень мышления проявился только что столь выпукло и очевидно; он демонстративно повернулся к ней спиной и обратился к племяннику Соковникова:
— Скажите, пожалуйста, если конечно, сочтёте мой вопрос уместным: как умер ваш дядя?
Василий Александрович откашлялся и с поклоном — чем удивил Шумилова — ответил:
— Он умер во сне. Нашёл его утром двадцать пятого августа господин Базаров.
Тут же к разговору подключился сам Владимир Викторович:
— Зашёл как всегда, а он не отзывается. Я тронул — он уже холодный. Позвал управляющего, Якова Даниловича Селивёрстова, он у нас всему голова, тоже в доме живёт почти безотлучно. В том смысле, что имеет квартиру в городе, но там редко бывает, почти всё время тут. Господин Селивёрстов занимает комнату наверху, в мансарде… Н-да, так вот, он быстро явился, убедился, что Николай Назарович… гм-м-м… отошедши уже… ну, и собрался ехать в город. Сказал мне, что сам обо всём позаботится. А позже уже, к вечеру приехал врач.
Заговорил и доктор Гессе, сделавший несколько шагов в сторону Шумилова. Само собой получилось так, что Алексей Иванович собрал вокруг себя присутствовавших в гостиной.
— Я в тот день дежурил в больнице и около половины одиннадцатого утра ко мне заехал Селивёрстов, — принялся вспоминать Гессе, — он сказал, что Николай Назарович умер. Я лечил его на протяжении последних шести лет, так что это хорошо знакомый мне пациент. Я взволновался. С большим трудом бросил больничные дела и приехал. Было уже часа три пополудни. Приезжаю, а тут анархия: тело всё ещё на кровати, а по дому шняряют посторонние люди…
— Простите? — удивился Шумилов.
— Селивёрстов зачем-то купца привёз, Локтева, — пояснил Гессе. — Я спросил Владимира Викторовича, — последовал кивок в сторону Базарова, — была ли вызвана полиция, мне сказали нет, не была, потому как управляющий велел всем домочадцам ждать его распоряжений, а сам уехал в город. Я возмутился. Сейчас же послал дворника в ближайшую полицейскую часть. Но сам ждать более не мог, надо было в больницу спешить.
— Через пару часов после отправки дворника прибыл из Лесной части полицейский пристав с командой, — продолжил рассказ Базаров. — Человек шесть полицейских в мундирах и при оружии. Пристав сказал, что будет всё опечатывать. Дом богатый, могут быть ценности. Ну, и стали они все шкафы закрывать и опечатывать, кругом бумажки свои полицейские понаставили.
— А вы слышали что-нибудь о новом завещании? — спросил Шумилов, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Я не слышала, — неожиданно подала голос актриса. Видимо, ей было чрезвычайно неприятно, что всё внимание присутствовавших сосредоточено на теме, затронутой Шумиловым.
А капельмейстер в пику ей тут же проговорил:
— А я, напротив, не только слышал, но даже присутствовал при его зачитывании. Это было месяца три тому назад… да-да, как раз в конце мая. Соковников пригласил на дом нотариуса и всё по новой оформил. Он, знаете, вообще-то любитель был порассуждать, что кому оставит, — эта фраза Лядова была адресована Шумилову. — Я слышал, он даже в прощённое воскресенье ритуал такой устраивал с домашней челядью: выстраивал всех и перечислял, что кому отписывает после своей смерти, — и, перехватив недоверчивый взгляд Алексея Ивановича, капельмейстер Императорских театров поспешил добавить, — не смотрите на меня так, полюбопытствуйте лучше у господина Базарова.
— Такое в самом деле устраивалось? — Шумилов повернулся к камердинеру.
— Да, точно так. Это он как бы извинялся перед людьми, если обидел кого, так чтоб, значит, не серчали и зла на него не держали, потому как в завещании никого не забудет.