Слово «наши» в устах бывшего управляющего прозвучало очень солидно, с оттенком самодовольства.
— В самом деле? — иронично переспросил Иванов.
— В самом деле!
— Так что там про учётные книги? — вмешался в разговор следователь, не давая увильнуть разговору в сторону. — Куда они делись?
— Да я-то почём знаю? — он опустил голову и обхватил её руками. — Почему с меня-то спрос?
— Потому что вы управляющий! — веско ответил Отлогин и замолчал, предоставляя Селивёрстову возможность сказать что-либо в свою защиту.
Тот, однако, с ответом не спешил. Тогда воцарившееся молчание прервал Иванов:
— А куда облигации подевались? Их, почитай, на миллион с лишним у Соковникова было. Может, мы их в вашей ячейке в банке обнаружим, а-а, Яков Данилович? И тогда вы приметесь рассказывать нам, будто сам Соковников их вам же и вручил за пару дней до смерти…
— Про облигации ничего не знаю, хватит меня путать! — отрезал Селивёрстов. — Их у меня отродясь не было. Барин свои прятал в сундуке, ключ всегда при себе держал, даже в бане.
— Так куда ж они делись?
— Откуда мне знать? Николай Назарович вполне мог их продать, никому не сказавши. Он под конец странный стал совсем, ко всем цеплялся и никому не доверял. Даже сахар на ключ запирал.
— Мда-а-а, Яков Данилович, — вздохнул следователь, — вижу я, что не получается у нас с вами доверительного разговора. Того вы не знаете, сего не признаёте… И книги, о которых вы должны знать лучше всех, сами собой исчезают, и деньги-то сам Соковников вам спешит вручить, и икону-то опять-таки сам хозяин спешит вам отдать как раз перед смертью… И облигаций целый мешок испаряется из закрытого сундука, хотя ключ покойного благополучно обнаружен на его шее. И всё это, заметьте, на фоне того, что вы один после смерти по спальне хозяина разгуливали туда-сюда. Слушаю вас, а самому хочется крикнуть, как на провальной премьере в театре: не верю! Ни единому вашему слову не верю! За младенцев нас тут держите, да? Ну, да ничего, может, посидите чуток на нарах, покормите блох, погоняете ложкой пустую баланду по плошке, так, может, по другому заговорите.
Дальнейшее явилось делом полицейской техники. После помещения Селивёрстова в арестный дом, следствие сделало то, что должно было сделать в свете последних открытий: ячейка N 37 в хранилище коммерческого банка «Юнкерс и компания» была вскрыта, а всё её содержимое приобщено к делу в качестве вещественных доказательств хищения Селивёрстовым имущества покойного миллионера Соковникова.
В упомянутой ячейке удалось обнаружить немало интересного: векселей и расписок разных лиц там оказалось на сумму 71 тысяча рублей; депозитная книжка «Русско-Азиатского банка» на вклад в 10 тысяч рублей; пачка кредитных билетов и золотые монеты на общую сумму 4165 рублей серебром. Кроме того, в банковском хранилище оказалась расписка от ювелира Берхмана о взятии им в переделку иконы Святого Николая Чудотворца. Документ этот оказался особенно любопытен тем, что в нём перечислялись подлежащие замене драгоценные камни: 40 крупных бриллиантов общим весом 45 карат, восемь рубинов, двенадцать сапфиров. Помимо подробного описания оклада содержалась и его оценка: более 15 тысяч рублей серебром. Одна эта икона являлась целым состоянием!
Помимо поименованных бумаг и ценностей, в ячейке оказалась и собственноручная расписка держателя ювелирного магазина Иоганна Фрике о покупке у Селивёрстова мужского золотого перстня массою золота в 6,8 грамма. Впрочем, главная ценность этого кольца заключалась вовсе не в золоте, а в редком и очень ценном чёрном бриллианте в 15 карат. Согласно расписке, перстень этот Селивёрстов принёс в магазин 26 августа 1880 года, то есть на следующий день после смерти Николая Назаровича Соковникова. Иоганн Фрике заплатил за необычное кольцо 1850 рублей, совсем немного для такой удивительной вещи. По описанию, которым уже располагало следствие, этот был тот самый перстень, с которым, по показаниям домашних слуг, покойный Соковников никогда не расставался. По странному стечению обстоятельств это кольцо не было обнаружено на руке покойного в день его смерти. Впоследствии Селивёрстов стал истово утверждать, будто перстень этот ему передал Владимир Викторович Базаров; Селивёрстов намеревался деньги, вырученные от его продажи, употребить на то, чтобы до вступления племянника Соковникова в права наследования, содержать на них городской дом и дачу. По словам арестованного он не успел до своего окончательного расчёта передать означенную сумму Василию Александровичу Соковникову ввиду того, что ювелир задержал выплату второй половины обещанной суммы.