— … открывая перед уходом все три окна, дабы дождевая вода смыла возможные следы на полу, которые они из-за недостатка освещения могли не заметить. — добавил Иванов.
— Да-да, открытые окна — это своего рода мера предосторожности, согласен, — кивнул Гаевский. — Вот что, друг мой боевой, а не проехать ли нам к Василию, не пощупать ли его мягкое вымя?
— На Вознесенский, что ли, к любовнице его?
— Ну да, откуда мы его прежде забирали.
— А что, мысль дельная, я и сам хотел предложить, — Агафон извлёк из кармана жилета дешёвые серебряные часы и открыл крышку. — Почти половина двенадцатого. Пока доедем будет полночь, околоток там рядом, посадим квартального к нам в экипаж — сие много времени не займёт. Другое дело, что Васьки в «яковлевке» может и не оказаться. Они ведь как крысы, норы свои меняют постоянно.
— В любом случае придётся наведываться в «яковлевку», чтобы наводить там справки, — философски заметил Владислав. — Этой ли ночью, завтра ли утром… Сами не поедем — Путилин направит! Поехали сейчас, Агафон!
Некоторое время сыскные агенты потратили на поиски извозчика, но уже через десяток минут они катили по направлению к наплавному мосту, по которому попали с Петроградской стороны на Гагаринскую набережную. Это уже было фешенебельное сердце столицы: Маросово поле, Мраморный дворец, самый конец Миллионной улицы. Тут горели газовые фонари, проезжали роскошные экипажи и вообще публики стало много больше, нежели на сумеречной, полутёмной Петроградке. Извозчик резво правил вдоль Екатерининского канала и примерно за десять минут до полуночи, сыскные агенты уже подъехали к околотку, ближайшему к большому доходному дома купца Яковлева, известному всем жителям Сенной площади и её окрестностей под названием «яковлевка». Это здание занимало целый квартал на углу Вознесенского проспекта и Большой Садовой улицы и традиционно давало убежище большому числу торговцев Сенного рынка, расположенного неподалёку. Именно в «яковлевке», на квартире любовницы, и был арестован в прошлом году Василий Чебышев.
В околотке ночная жизнь била ключом: за минуту до появления Агафона Иванова наряд доставил в дежурное помещение пьяную проститутку, получившую бутылкой по голове за дерзость клиенту. Самого клиента доставили тоже; едва опустив свой зад на скамью, он моментально захрапел, пуская слюни из разинутой гнилозубой пасти, отравляя воздух зловонным дыханием и отрыгивая из недр желудка запах непереваренной кислой капусты. Рана на голове проститутки обильно кровоточила, кровь бежала по её рукам и капала на одежду и на пол. Околоточный, видя такое дело, принялся отчитывать молодых помощников квартального:
— Что вы её тащите к нам, она же кровью всё помещение уделает! Кого мыть попросим?
— Так что с нею делать-то? — оправдывался один из помощников.
— За дверью надо было усадить и дыру в башке чем-либо заткнуть! — наставительно посоветовал квартальный.
Тут-то и появился Агафон Порфирьевич. Он хотел было показать прямо с порога свой жетон надзирателя Сыскной полиции (а именно так официально именовалась должность, занимая им), но увидев знакомое лицо квартального, лишь кратко кивнул:
— Мне бы человечка на четверть часа… в «яковлевку» на рысях метнуться.
В помещении околотка мгновенно повисла тишина, достойная немой сцены из «Ревизора». Помощники квартального не знали в лицо Агафона и потому не поняли странной просьбы облачённого в штатское человека, околоточный же неправильно истолковал слова сыщика.
— Господи, у нас что? грохнули кого-то? — только и спросил он.
— Нет, помилуй Бог, никто никого не убил, — успокоил его Иванов, — просто надо заскочить, проверить адресок один.
Околоточный облегчённо вздохнул и шевельнул бровями в сторону одного из молодых полицейских:
— Фотий, пойдёшь с этим господином… это господин из Сыскной полиции… будешь помогать, коли потребуется, сделаешь всё, как он скажет. Понятно?
Через пять минут Иванов, Гаевский и помощник квартального уже стояли перед одним из подъездов «яковлевки», закрытом на ночь, и вызывали дворника: Фотий стучал в дверь, а Агафон крутил ручку звонка, выведенного в дворницкую. Дворник выскочил сразу же, очевидно, нужной прыти ему добавило лицезрение полицейского мундира через стекло.