1989
«Как грело, как горело…»
Как грело, как горело.
Добела
как раскаляло.
До безумной глади.
Все двигалось в таком нездешнем ладе,
и все сады, в которых я была,
сошлись теперь в невиданном раскладе.
Как серебрилось, поднималось вверх,
подкатывало к горлу, отпускало,
до белого, до сладкого накала,
которому ни времени, ни мер.
И вся пыльца далеких стратосфер
над нашими плечами колдовала.
И как потом все исчезало вмиг.
Ни снега, ни садов, ни звезд, ни влаги,
И Бог уже не хлопотал о благе,
внезапно оставляя нас одних.
И все волшебники, и сводники, и маги
чуть усмехались во дворцах своих.
1990
«Улетают в чудном хороводе…»
Улетают в чудном хороводе,
не прощаясь с нами, журавли.
Смерти нет.
А просто мы уходим
На другую сторону земли.
Где-то там за солнечной горою,
может быть, продлится жизнь моя,
и легко глаза свои закрою,
больше не боясь небытия.
1990
«Вот и скажут — пора умирать…»
Вот и скажут — пора умирать,
Голубиное лето ушло.
Надо тело к земле примерять,
чтоб душа превратилась в крыло.
Вот и крикнет в совином лесу
Темный филин — и, значит, пора:
Хватит душу держать на весу,
Не хватило на вечность ребра.
И коснется слабеющих век
Пришлый путаник небытия.
Но за то, что так короток век,
До конца буду счастлива я.
1989
Елена Игнатова
«Век можно провести, читая Геродота…»
Век можно провести, читая Геродота:
То скифы персов бьют, то персы жгут кого-то…
Но выцветает кровь.
В истории твоей —
Оливы шум, крестьянский запах пота.
Мельчает греков грубая семья,
Спешит ладья военная в Египет.
Мы горечи чужой не сможем выпить.
Нам — только имена, как стерни от жнивья,
А посох в те края на камне выбит…
И где она, земля лидийских гордецов,
Золотоносных рек и золотых полотен,
Где мир — в зародыше, где он еще так плотен,
Где в небе ходит кровь сожженных городов,
Где человек жесток и наг и беззаботен…
1974
Пастораль
На немнущихся лугах,
Где нежнее влаги зелень,
Пастухами плащ расстелен,
Кнут и дудочка в руках.
Кнут и дудочка — в траве…
Лапти из древесной кожи.
Клевер буйствует… И, Боже,
Небо льется к голове!
Там, где легкие ручьи,
Пляшут ноги без обутки,
В горловину праздной дудки
Заползают муравьи,
У кустов блестит роса,
Стадо засыпает сладко.
Два козла играют в прятки.
Пастушок румяной пяткой
Улетает в небеса.
1974
«Окостенелый свет расправлен в декабре…»
Окостенелый свет расправлен в декабре.
Леса оголены и встали без дыханья,
и в длинной полынье на утренней заре —
волос безжизненное колыханье.
Угольного зрачка движенья неживы,
и тени на лице на смертные похожи.
Блестящий низкий лоб и скул монгольских
швы —
меж черною водой и ледяною кожей.
Восходит нежный пар — дыханья волокно,
колеблет волосы подводное движенье…
Лежит российская Горгона. Ей темно,
и тонкой сетью льда лицо оплетено,
и ужаса на нем осталось выраженье…